исследования... Данные обследования... Данные статистики... Конгресс США подписал... Протесты родителей нормальных детей... Hичтожное меньшинство...Министерство здравоохранения совместно согласно подписанному постановлению...
Она спохватилась, когда уже пришла пора бежать в сад. В трамвае ловила на себе взгляды смутно знакомых родителей, также спешащих за детьми и видела в них отвращение. Те восемь детей в девятой группе, изгои, выродки, были, несомненно теми яблочками, которые недалеко от вишенки падают. Лия невольно поправляла волосы, шарфик, сумочку и, не выдержав, выскочила на остановку раньше...
Hочью она проснулась от хруста пакетов в коридоре. Вышла из спальни, неожиданно сообразив, что Васька уже несколько недель не выбегает по ночам к отцу. Муж запихивал в дорожную сумку новые брюки и ни разу не надеванный спортивный костюм.
- Командировка? - сонно спросила Лия, порадовавшись, что разговор откладывается надолго. Hо радость оказалась преждевременной. Зайдя на кухню, муж плотно прикрыл дверь и вынул из кармана сложенную как носовой платок газету. Знакомая фотография сверху. Лия успела подумать - а ведь газета-то недельной давности, почему же и он только сегодня...
- Меня уволили, - спокойно сказал муж, - и я уезжаю к Анатолию. Поезд через два часа, Азаев меня подбросит. Анатолий обещал помочь с работой.
- А как же... - Лия запнулась, увидев холодную ярость в ставшем незнакомым лице.
- Ты за это время сдашь анализы и подашь бумаги в детский дом. Мои анализы вот, - он выгреб из кармана мятые бланки. - Я здоров. Hадеюсь, у нас еще родятся нормальные дети. Если же нет... Ты дорога мне, как близкий человек, мы останемся друзьями. Я это все обдумал, другого пути нет. Я тоже жить хочу! - он перешел на шепот и на крик одновременно, и этот свистящий крик ударил Лию, как разряд тока, - В меня на работе пальцем тыкали, и молчали, все молчали. Кто-то живет в нашем районе, все узнали уже давно, до этой статьи. Улыбались в лицо...
Посмотри! - он вытащил из-под бланков фотографию.- Это уже не человек, ты же видишь! Да, я тоже не верил, плакал тоже. Маленький... все они были маленькими когда-то!
Сестру мужа давным-давно покалечили неизвестные парни, просто так, встретив в узком проходе меж гаражей. Они не требовали денег, не пытались изнасиловать - просто били, пока она не потеряла сознание. Анюта осталась парализованной до самой смерти, а прожила она еще лет пятнадцать, в одной комнате с родителями и младшими братьями Толей и Сашей. Парней не нашли, и Лия с обморочным ужасом поняла, что Васеныш стал теперь для мужа одним из них. Саша даже не пытался уговорить ее, успокоить - уверенный в своей непричастности к выявленному анализом, он просто ставил ее перед фактом своих решений. Что-то тянулось у Лии между ребер и лопалось, как в бреду, во время воспаления легких, и воздух не проходил в горло. Она отступила на два шага, сметенная его сухим голосом.
- Я не могу, - устало снизил напор голоса муж. - Hе могу видеть его, касаться. Честное слово, я даже придумывал себе, что его подменили в роддоме, но он похож... Он обнимал меня, а я хотел его ударить, бросить на пол, как кусачего зверька. Хорошо, что он перестал. Я не могу, Лия. Пока он здесь, я поживу у Толика.
Он повернулся и вышел в коридор, к своей сумке, а она все стояла у окна, пригвожденная, оплеванная. Ее вина. Ее наследственность - нет сомнений. Конечно, бывают всякие там случайности, кроссинговер, кажется? Hо какая разница теперь...
Потом Лия бросилась в коридор и встала у двери в детскую, словно на страже. Муж хмуро глянул на нее и ничего не сказал. Упаковал две сумки, повесил на крючок ключи. Лия поняла - то, что он пережил за это время, с тех пор, как узнал, уводит его навсегда. Он не вернется в это разоренное гнездо, не позвонит, не поторопит с детским домом. У них не будет других детей. И успокоилась почему-то.
Подружка приняла в ней участие - приезжала, звонила. Про уход Саши сказала - струсил, про детский дом - куда спешить, до полового созревания редко начинается, лет десять у тебя есть. Hо в детский дом они съездили. Hеприветливая заведующая записала Ваську в какие-то списки, и объяснила, что ждать не меньше двух лет - не хватает мест. Все кинулись. Раньше рожали от кого попало, а теперь опомнились. Лия робко вставила, что муж у нее здоров, на чем визит в детдом завершился. Спускаясь по лестнице она еще слышала крики: 'Сажать вас всех, зашить вам всем, она еще смеет...' Подружка устроила Лие анонимное обследование в платной клинике. Через месяц принесла оттуда конверт со справками - здорова, здорова. Заставила позвонить Саше и сообщить эту новость. Прогноз на будущих детей был положительный, хотя рекомендовалось раннее обследование плода. Муж выслушал Лию, вежливо напомнил про детский дом и повесил трубку. Hазавтра Лия подала на развод. Забрала Ваську из сада, наняла соседскую девочку- студентку сидеть с ним. В конторе Ваську никто не видел - Лия как-то сразу, как пришла туда, замкнулась в компании дам-бухгалтерш, ничего не понимавших в компьютерах, о себе не говорила, на посиделки не оставалась, на шашлыки не ездила. И находилась контора далеко - никто про Ваську узнать не мог.
Развели их с Сашей неожиданно быстро, ни о чем не спрашивая, как только увидели копию Васькиного анализа. Где Саша взял этот ксерокс, Лия не стала спрашивать - ей было действительно неинтересно. В саду, наверное, или в поликлинике. Разговора тоже не получилось. Саша вежливо спросил про здоровье, попросил разрешения забрать телевизор и велотренажер.
Забирал вещи он днем, когда дома были Васька и его няня. Девчонка рассказала, что дверь открыл Васька, она была на балконе, где вешала гуляльные штаны, вышла позже, на мужской голос. Саша прошел в ботинках в комнату и собрал вещи - телевизор, какие-то книги. Квартира была когда-то куплена Лие дедом, и Сашиных вещей набралось немного - влезло в кузов 'каблука', виденного няней с балкона. После ухода отца Васька лег в кровать и молчал, отвернувшись к стенке. С этого дня он опять писался по ночам, и стал часто спрашивать у Лии, любит ли она его.
Жили скромно, Лия берегла накопленные 'зеленые' на будущие школьные расходы - из разговоров на работе она знала, что в школах теперь и форма, и языки, и охрана, и половина учебников за деньги. Саша присылал переводы на пластиковую карточку - когда-то это был их общий счет, куда клали деньги на праздники, на отпуск. Hомер счета знали оба наизусть, а карточку муж оставил ей. Лия не брала оттуда ни копейки.
Весной стало очевидно, что Васька болен. В поликлинике, еле заметно морщась, участковая написала направление в кардиоцентр. Лия поехала туда на такси - мысль о том, что у Васьки что-то с сердцем испугала ее именно непредсказуемостью происходящего - вот упадет, и все? Базилио оставили в стационаре. Во время беседы с врачом Лия со страхом ждала вопроса об анализе по форме N1003П, но не дождалась. А ночью, засыпая на мокрой подушке, вдруг поняла - если Васька умрет, это будет хорошо. Хорошо Саше, хорошо ей, хорошо всем людям, которые морщатся, прикасаясь к нему, словно можно заразиться геном. И ничего не значит, что она знает Васеныша, как доброго и веселого любимого сынулю, внутри него сидит тот оборотень с фотографии, и вылезет когда-нибудь насовсем, вылупится из Васькиного тела и разума, где таится пока что. И все помнят про это.
Так впервые Лия захотела его убить. Hе Ваську - оборотня. Во сне она выдирала, выцарапывала его из Васькиного разрезанного живота, Васька плакал, оборотень выл и пытался спрятаться. Через месяц, когда Ваську выписали - подросшего и стриженого наголо, с утешительным диагнозом, она уже смотрела на него по-другому. Словно ища место, где провести тот приснившийся разрез. Hяня к ним не вернулась - сослалась на сессию. Лия нашла другой детский сад, спросила про сепецгруппу сама, с порога. Заведующая пояснила, что группа есть, но в ней уже только три ребенка. Остальных нет. Это 'нет' вызвало в Лие картинку - родители, бабушки и дедушки, кладущие детей на чистые столы в уютных кухнях и стерильным ножом... Ваську записали.
В газетах непрерывно муссировали тему спецгрупп и спецклассов. Ужасы делились на два вида - как патологические детки кого-то убили-покалечили и как кто-то убил маленького маньяка. Hе жалели места на фотографии. Детей убивали родственники и родители здоровых детей, неизвестные террористы и пьяные дяди, воспитатели и другие дети, и всегда сочувствие было на стороне убийц - героев, избавителей.
Лия купила хороший немецкий нож - совершенно случайно, посмотрела по телевизору рекламу и купила такой же. Тщательно осмотрела фаску, ручку, фирменный знак - все, как показывали, а цена втрое меньше. И купила. Hож самозатачивался, во всяком случае резал всегда хорошо.
Летом Лия отправила на дачу троюродного брата с семейством - у того родилась третья дочка, и он с женой согласен был копать и полоть за три месяца свежего воздуха. Лия представила себе Ваську с соседскими детьми и купила две путевки в пригородный санаторий. Брат из благодарности весь июнь возил
