эротизмом и обволакивающим, всепобеждающим либидо, что даже человека самой строгой нравственной конструкции начинало немедленно терзать желание совершить хоть какое-нибудь развратное действие.
Алиса вновь прочитала его мысли, которые, впрочем, не прочесть было трудно.
- Да, здесь нелегко испытывать одиночество, - подтвердила она печально.
- С вами я был бы готов испытывать даже одиночество, - пробормотал Голицын.
Она глянула на него вполоборота, и ее зрачки, дремлющие на лазурной радужке, вдруг взорвались и брызнули Голицыну в лицо раскаленными, смоляными каплями тьмы...
- Может быть потом, - проговорила она глухо, - в другой раз, в другой жизни... А пока, увы, мне пора.
- Я провожу?
- Окажите такую любезность.
... Спустились по каменным ступеням террасы, и Голицын не поверил своим глазам: в лунном свете поблескивал, как некий рогатый ягуар, самый настоящий, культовый, байкерский 'Харлей-Девидсон'.
Алиса легко вскочила в седло мотоцикла, посмотрела на Голицына задумчиво и спросила:
- Ничего я не забыла? Какие-нибудь просьбы, пожелания?
- Разве что, где можно выпить? - с иронически-благодарной улыбкой осведомился Голицын.
- Ах, да. Там в спальне, в бюро бар - холодильник. Не счесть алмазов...
- Спасибо... А что шеф ваш сюда не приедет?
- Не сейчас, полагаю. Он осторожный. Премудрый пескарь... или прискорбный мударь, уж не знаю... Но, к утру заявится, конечно.
- Ясно, - кивнул Голицын и все-таки не сумел избегнуть жемчужины мирового идиотизма, спросив: - Надеюсь, мы еще увидимся?
- И я надеюсь, - улыбнулась Алиса. - Надежда - мой 'Тампакс' земной...
'Харлей' взревел, встал на заднее колесо и рванул в ночь стремительнее разрыва сердца... Ах! Вот она была - и нету... Ужас, блин, на крыльях ночи...
'А ты-то, ты-то кто? - спросил Голицын себя, издевательски скалясь. Кретин креативный, тормоз реактивный. Не надейся, не увидитесь. Все говорит в пользу этой версии...'
Бар Голицын нашел быстро. Особенно не вникая в этикетки, взял первую попавшуюся бутылку, какой-то коньяк, рухнул навзничь на постель, свернул крышечку и начал пить прямо из горлышка, не обращая внимания на льющиеся за шиворот потоки.
Он пытался осмыслить, что, собственно, так его терзает?
Откуда эта дрожь, бьющая все тело, эти танцующие в сердце, раскаленные до красна спицы? Почему охватило его поганое чувство, что держал в руках жар-птицу и оглушительно высморкался в золотое её оперение?
Пил он до тех пор, пока жаркие жирные птицы не заполнили всю спальню лучезарными тушками. Тут и Достоевский подоспел. Откашлялся, бороду расправил и объявил:
- Хор босоногих бесов имени бессонницы. Романс 'Униженный и оскорбленный Идиот'. Исполняется в последний раз... В последний, понял, сука?
Сон скосил Голицына с вкрадчивой внезапностью инсульта. Пал Голицын в яму постели, и полетели какие-то мучнистые, мучительные тучи под веками...
Утро вечера муторнЕе.
Еще даже не разомкнув спекшихся, словно пластырем склеенных век, Голицын почувствовал, что в спальне он не один.
Рывком сев на постели, Голицын раздраил-таки свои иллюминаторы и увидел сидящего в кресле Ника.
- Приятное утро! - прогудел Ник колокольным басом. - Рад видеть тебя в добром здравии.
Голицын очень хорошо, даже без зеркала, представил себе свою опухшую, ноздревато-бледную, как непропеченный хлеб, физиономию, поросшую угрюмой кабаньей щетиной, и закашлялся в приступе самоиронии.
Впрочем, открыв глаза пошире, он тут же сказал себе: 'Эге, брателло Ник, да и ты, выглядишь не лучше. Интересно, кто из нас пил всю ночь?'.
В самом деле, господин Президент Фонда, пребывал в состоянии явно растрепанном. Осунулся, постарел и сгорбился так, словно некая беда непоправимая уверенно села ему на шею и свесила, как косы по плечам, длинные, бледные ноги.
Ник молча протянул Голицыну свернутый рулончик факс-бумаги, и Голицын его принял с таким чувством, будто это некий судья вручил ему его смертный приговор для ознакомления и, более того, для утверждения.
Факс гласил: 'Уважаемый Господин Президент!
Ввиду вновь открывшихся обстоятельств, я вынуждена разорвать наш договор в одностороннем порядке.
Я, безусловно, отказываюсь от всех причитающихся мне сумм гонорара, вознаграждений, компенсаций и любых иных форм финансовых выплат.
Остаюсь с уважением,
Всегда преданная Вам,
Алиса'.
Ник глядел на Голицына тревожно-пристально, очевидно ожидая каких-то комментариев, но тому кроме неуместной цитаты 'ввиду нэкоторых обстоятэлств получатэлю сэго прэдлагаэтся явиться...' ничего в голову не пришло.
- Прости Ник, но я не совсем... Ты проясни ситуацию, - попросил Голицын, виновато улыбнувшись.
- Этот факс был отправлен сегодня в два часа ночи... И я тоже ничего не понимаю. Какие обстоятельсвва, кому и как они открылись?
- Видишь ли, мы пока ехали, - начал рассказывать Голицын, но Ник его прервал:
- Да, я в курсе. Мы уже провели расследование... Неприятная история. Стоило из Москвы ехать в бабушку-Европу, чтобы нарваться на такой же голимый беспредел... Но самое неприятное, что Алисе, вероятно, была ясна вся подоплека этого инцедента, из чего я заключаю, что дело это касалось ее лично. Во всяком случае, вчера же ночью она спешно, оставив все личные вещи, покинула страну.
- Куда? - на пределе глупости вопросил Голицын, чувствуя от собственной интеллектуальной недостаточности нечто вроде мазохисткого удовольствия.
Это понятно. Вообразите, Помпея. День последний. Лава, дым, суета. Все уже все поняли, и только один безмятежный дурак сохраняет блаженную улыбку на устах до самого конца.
- Обратный адрес не указан, - криво усмехнулся Ник, помолчал и заговорил, нервно сплетая и расплетая явно для таких упражнений не приспособленные, пухлые пальцы: - Я попробую объяснить, Дима. Я обязан Алисе очень немногим ... собственно только одним я ей и обязан, но это одно - моя жизнь... Вот почему я просто обязан ее найти... В связи с чем, я хочу попросить тебя помочь мне в этом деле.
- Я все душой, - проговорил Голицын совершенно искренне, - но каким образом? Я же не сыщик. И я же не знаю ничего о ваших взаимоотношениях, не знаю преамбулы...
- А что бы ты хотел знать? - спросил Ник. - Спали ли мы вместе? Нет. Погляди на меня и сопоставь с ней. У тебя вопросы сами отсохнут... А купить ее невозможно. Те суммы, от которых она столь небрежно отказалась, это не соврать, тысяч пятьсот долларов... Плюс премиальные, конечно.
Голицын присвистнул.
- Да, от таких денег просто так не отказываются... Но я не то имел в виду, Ник, ничего личного. Я хотел сказать, что не знаю, какие служебные обязанности она выполняла в твоей фирме, с кем по бизнесу пересекалась?
- А, это пожалуйста. Предоставлю. Полный расклад. Мне важно получить твое принципиальное согласие.
- Да согласен, конечно! - воскликнул Голицын. - Но опять же: почему я? Я ведь не профи. Неужели у тебя в конторе нет своих профессиональных сыскарей?
- Ну козлов везде хватает, даже у меня в конторе. Они злы только шлюх по борделям трахать, а как до дела доходит... Я поясню, почему ты. Очень велика вероятность, что Алиса направилась в Москву. Территория тебе известна, а свои личные решительные качества ты уже успел показать, за что тебе и
