— Дай закурить.
— Отстань. Нет у меня курева, — отвечал жадина.
Вздохнув, Кузовков отходил, а через несколько минут возвращался и, лукаво улыбаясь, протягивал пачку сигарет:
— Угощайся. Раз у тебя нет, кури мои.
Или другой случай.
Раз в неделю в казарму приходил мистер Хааз — маленький, но вместе с тем толстый человечек. В заднем кармане его брюк всегда торчали две сигары. Доктор Хааз ведал санитарной службой колонии. Осматривал умывальники, туалеты, чистоту полов и окон, постельное белье.
Однажды, во время очередного визита доктора Хааза, Федя спросил друзей:
— Скажите, только правду… Вы когда-нибудь курили сигары?
— Нет, не приходилось.
Все поняли, спрашивает Кузовков неспроста. Через несколько минут он вернулся. Позвав ребят за угол казармы, достал небрежно сигару, еще недавно торчавшую из кармана доктора Хааза.
— Надо же и нам отведать настоящую сигару…
Но такой костюм, какой на нем сегодня, не располагает к шалостям. Федя почувствовал, что в последнее время стал другим. Переменился, как и мир, окружающий его.
Купе было заказано на одного человека. Ведь мальчик с собакой. Заметив в углу вешалку, Кузовков снял плечики и освободился от стеснявшего его костюма. И надел другой, пижамный.
Затем открыл баул, где была припасена вкусная еда. Себе он достал коробочку с клубникой. А собаке протянул кусок копченой колбасы. Кузовок едва не лишился чувств. Раньше этот запах он слышал только издалека, когда пробегал мимо дорогих магазинов.
Открылась дверь купе.
— Сэр, не желаете ли чаю?.. А может быть, кофе? — учтиво спросил проводник.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
БОЛЬШАЯ СТИРКА
Читая эти строки, легко подумать, что перед тобой выписка из истории болезни, а не из корабельного журнала. Ничего удивительного, Грегори Эверсол по профессии врач.
Самое важное в лечении — диагноз. Но все еще неизвестно, что за вирус занесла в организм девочки эта проклятая муха. Применяются все средства, чтобы состояние ребенка оставалось стабильным. Надо дотянуть до Нью-Йорка, до берегового госпиталя, где необходимые лекарства и оборудование, где работают медицинские светила.
…Почти никто из колонистов не подозревает о драме в судовом лазарете, о том, что десятилетняя девочка находится между жизнью и смертью.
Колония готовится к Нью-Йорку. Проходя по палубе, Эверсол слышит слова: Бродвей, Пятая авеню, 42-я улица… К нему и другим американцам обращаются с вопросами. Дети хотят знать час прибытия в Нью-Йорк, долго ли там пробудут, где их разместят, сколько выдадут долларов…
Но больше всего забот у старших девочек. С утра до вечера жужжат и стрекочут швейные машинки. Шьются юбки и блузки. На берег они должны сойти в новых нарядах, чтобы произвести впечатление на американцев.
— Миссис Кемпбелл! Миссис Кемпбелл! — Ханна узнала голос старшей медсестры.
— Что случилось, мисс Фармер?
— Я не знаю, как быть…
— Я вас слушаю, Флоренс.
— Только что я обнаружила, что девочки выкраивают себе блузки из новых простыней.
— Но ведь на простынях стоят штампы Красного Креста.
— Это их не останавливает. Как ни покажется странным, они воспринимают эти штампы как своеобразные украшения.
— Давайте посмотрим вместе…
Увидев Ханну, девочки не смутились, а напротив, обрадовались.
— Мамаша Кемпбелл! — подбежали к ней Ксения Амелина и Вера Шмидт. — Вам нравится?
На каждой из девочек белая блузка, так называемая «матроска» — самая модная и популярная.
— Ну, как?
— Великолепно. Вы непременно попадете на обложки самых известных американских журналов.
— Шутите?
— Нисколько. Вы настоящие красавицы. А ваши блузки просто загляденье! Уверена, многие девушки Нью-Йорка захотят обзавестись такими же.
— А что вы думаете о воротниках? Мы не уверены, как будет лучше — синие полоски на белом фоне или белые — на синем?
— Это зависит от цвета глаз и волос, — рассудительно сказала миссис Кемпбелл.
— Мы тоже так думаем.
— А ведь я пришла не хвалить вас, а ругать.
— Ругать?
Все девочки, в том числе и те, что сидели за швейными машинками, окружили сестру-хозяйку.
— Я вам совсем недавно выдала свежие простыни…
— Простите нас, — выступила вперед Ирина Венерт. — Старые простыни пожелтели. Для постели они вполне пригодны, а вот для нарядных блузок…
— Ну, хорошо! — Ханна прижала к себе Ксению и Веру. — Будем считать, что сделка состоялась. Но вы должны мне кое-что пообещать.
— Просите что угодно! Мы выполним любое ваше желание.
— Тогда пообещайте, если заявятся фотографы, не забудьте и Мамашу Кемпбелл. Я тоже хочу попасть на обложку журнала. Пусть Америка увидит и меня!..
Судно охватила эпидемия нарядов. Но не обязательно шить и выкраивать. В Сан-Франциско колонистам подарили гору одежды. И теперь остается только посмотреть, кому что нравится и что впору. А если не подойдет, можно подогнать по размеру.
Задумались о своей внешности и воспитатели. Одна забота всех объединила.
Затем снова наступило время большой стирки. Пароход превратился в огромную прачечную. И в который уже раз его украсили флаги расцвечивания — полотенца, простыни, наволочки и всякие предметы верхней и нижней одежды.
Капитан не протестовал. Он смирился. Так воспринимаются неизбежные природные явления — циклон, цунами, смерч… Единственное, что сделал Каяхара, — демонстративно снял белый форменный костюм с золотыми нашивками на рукавах, чтобы на фоне белья не выглядеть опереточным героем.
Хуже другое. «Йоми Мару» вышел на оживленную пароходную линию. И встречные суда меняли курс, чтобы понять, откуда здесь, вдалеке от берега, взяться цыганскому табору. В такие минуты Каяхара прятался в глубине ходовой рубки. Он радовался, что среди разноцветных лоскутов прячется и кормовой флаг и не видно его национальной принадлежности. Пусть любопытных удовлетворят слова на борту парохода.
Так оно и получалось. Прочтя надпись — «Американский Красный Крест», суда, идущие встречным курсом, давали несколько приветственных гудков.
