напротив, нос к носу, — это тоже он, Кузовок.
Мир уличной собаки неизмеримо шире, чем домашней, выросшей на ковре, рядом с камином. Ее дом — целый город. Она умеет и знает многое. Но некоторые предметы ей не знакомы. Например, зеркало. Вот почему Кузовок был так потрясен, увидев себя со стороны.
Конечно, иногда, чтобы утолить жажду, ему приходилось склоняться над лужей или ручьем — этим зеркалом, придуманным самой природой. Но неясное отражение, колеблемое течением или кончиком языка, если он лакал воду, трудно было принять за собственное.
Впервые взглянув в зеркало, Кузовок ощутил себя по-новому. Тем более что ножницы изменили его до неузнаваемости. Трудно сказать, понравился ли он себе. Но любопытство толкало его снова и снова взглянуть на собственное отражение. Какие у него нос и зубы? Какой формы уши?
…Нужно же было такому случиться, что, едва перешагнув порог купе, Кузовок сразу увидел зеркало. Оно было самым ярким пятном, так как отражало свет вагонного окна. Плохо только, что висело зеркало довольно высоко, так что до него нельзя было дотянуться, даже встав на задние лапы.
Вот почему нервничал Кузовок, вот чего хотел он — получить зеркало в свое распоряжение. Но Федя никак не мог угадать его желание и сердился.
Поворчав друг на друга, оба они улеглись на свои места. Мальчик — на вагонную полку, снова укрывшись одеялом. А собака — на полу, у ног хозяина.
Они сладко уснули и, наверно, спали бы еще долго, если бы не громкий звук колокольчика и не менее громкий голос проводника.
— Нью-Йорк! Нью-Йорк! — повторял он у каждой двери. — Пора вставать, господа! — И не ограничиваясь этим, еще и стучал в дверь.
Федя быстро собрал сумку. Сделал несколько глотков из бутылки, а остальную воду налил в плошку собаке.
Купе их было крайним, самым ближним к выходу. Потому они первыми спустились с подножки вагона. Мальчика с собакой ждали не только Райли Аллен и Мария Леонова. Первым решительно шагнул ему навстречу полицейский. Он принял из руки Кузовкова сумку и приветливо спросил:
— Тебя ведь зовут Федором?
— Да.
— Мне приказано тебя встретить. С прибытием в Нью-Йорк!
— Спасибо, — сказал мальчик и повернулся в сторону начальника детской колонии.
— Доброе утро, мистер Аллен!
— Тебя не узнать, Федя.
— А как мой Кузовок?
— Не нахожу слов… Мне кажется, я вижу другую собаку. А что ты думаешь, Мария?
— Раньше мне казалось, это простая дворняга, — сказала Мария, поглаживая собаку между ушей. — А сейчас вижу породистого пса.
Кузовок не понял сказанного, но понял, что говорят о нем и говорят доброжелательно. И начал исполнять зажигательный танец, остановив на время движение по перрону.
— Мисс Мария, — спросил мальчик, — у вас есть зеркало?
— Есть. Только маленькое.
— Дайте ему посмотреться.
— Ты шутишь?
— Совсем не шучу. С тех пор, как Кузовка постригли, он не перестает любоваться собой.
— Теперь я знаю, что ему подарить, — улыбнулась Мария.
— Если я верно понял, вы мистер Аллен? — улучил удобный момент полицейский, чтобы задать свой вопрос.
— Да. Вы не ошиблись.
— И вы работник Красного Креста?
— И это верно.
— Вчера поздно вечером моему начальнику позвонили из Чикаго и попросили встретить маленького гостя. Выбор пал на меня, так как я знаю русский.
— Вы из России?
— О, нет! Я из Польши. Приехал в Америку в таком же возрасте, как Федор. Разрешите представиться. Мое имя — Казимеж Яновский.
— Спасибо, Казимеж, что вы нашли возможным в столь ранний час приехать на вокзал. Сегодня воскресенье, и вы, наверно, потратили свое свободное время…
— Пустяки. Я выполняю это поручение с удовольствием. А верно ли, что мальчик и его собака добрались от Сан-Франциско до Чикаго меньше, чем за десять дней? Притом, без денег и не пользуясь ничьей помощью?
— Спросите лучше его самого, — показал Аллен в сторону Феди, который в это время вместе с собакой находился в дальнем конце перрона. После ночи, проведенной в купе, Кузовку требовалось размять ноги.
— Но это длинный разговор. Почему бы мальчику не провести воскресный день в кругу моей семьи? Там и поговорим…
— Вы серьезно?..
— У меня собственный дом под Нью-Йорком. Слышали о Лонг-Нэке? Чудесный уголок! Но, вижу, вы сомневаетесь…
Аллен покачал головой:
— У меня для этого есть основания. Известно ли вам, сколько беспокойства доставил нам этот мальчишка? Для вас он герой, а для меня — беглец. Как знать, не созрела ли в его хитрой голове новая авантюра!
— Мистер Аллен, но перед вами полицейский. Возможна ли более надежная охрана? Кроме того, я получил задание не только от своего начальства, но и от сына. Узнав историю русского мальчика, мой Юзек взял с меня слово, что я приеду не один. Они почти ровесники.
— А собака не доставит вам хлопот? — начал сдаваться Аллен.
— У нас тоже есть собака. Думаю, они поймут друг друга лучше, чем мы, люди. Да и порезвиться есть где.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
НОВОСЕЛЬЕ
Проснулось солнце — самый ранний гость. Оно зажглось, чтобы пройти свой полный круг. Наступает новый день, полный труда и забот. В эти минуты миллионы ньюйоркцев принимают душ, жарят бекон, успокаивают плачущих детей, садятся в автомобили, чтобы разъехаться по огромному городу.
Райли чисто выбрит. От него пахнет одеколоном и табаком. Мария сменила халат на серый деловой костюм.
— Завтрак уже готов, — говорит она.
— Я тоже почти готов. Вот только завяжу галстук.
— Можно, я помогу?
Ее пальцы легко и нежно касаются его подбородка и шеи. На Райли накатывает волна нежности. Сердце сладко щемит. Он берет ее руки в свои и целует каждый палец в отдельности.
— Какое счастье, что я тебя встретил.
— А я тебя знала еще раньше. До того, как мы встретились.
— Разве это возможно?
— Я читала о тебе.
— Что могли написать обо мне в России? Впрочем, несколько раз мое имя упоминалось в газетах Владивостока.
— Я не видела этих газет.
— Что же ты могла прочесть?
— Это было раньше, в Петрограде. Когда мы жили в пансионе. Мы не знали развлечений. Находились в замкнутом мире. Нам даже не показывали кино. Оставалось только чтение. Иногда мы, собравшись, читали
