вызывала восхищение.
Марию смутило отсутствие вилки и ножа. Вместо них подали серебряные палочки. И она растерялась, не зная, как ими пользоваться. Но не решалась спросить. Хотелось быть в тени, быть незаметной. Но так не получалось. То, что она самая молодая, и единственная русская, и впервые оказалась в Японии, и никогда в жизни не посещала ресторан (об этом знал только Райли), — все это заставляло и Аллена, и Хатума, и Ханну Кемпбелл (ей все еще было неловко, что она так бесцеремонно прервала сон девушки) оказывать Марии знаки внимания с удвоенной силой. Норико это заметила и уже не отходила от молодой гостьи, своей ровесницы. И даже догадалась заменить серебряные палочки привычным столовым прибором.
Мария попробовала кусочек сочного мяса:
— Вкусно!
— Это скияки. Любимое блюдо японцев, — пояснил Аллен. — Тонкие полоски мяса жарят на соевом соусе и со сладким рисовым вином. Добавляют грибы, лук, морковку, бобовые и бамбуковые побеги… И особые травы, названий которых я не знаю. Они-то и придают вкусный запах.
— Мне нравится, что готовят не на кухне, а здесь же, на глазах гостей, — сказала Мария. Она уже оправилась от смущения.
— Мне тоже нравится, — поддержала ее миссис Кемпбелл. — Европейцев объединяет стоящая в центре стола бутылка вина. А японцев — жаровня. Люди всегда собирались вокруг костра. Жаровня, костер, домашний очаг делают людей ближе. Вот что греет сердце. А вино — оно согревает только кровь.
— Почему вы рассказываете мисс Леоновой только о скияки? — вмешался в разговор Хатума. — Это действительно излюбленная еда японцев, но, к счастью, не единственная.
— А что вы сами любите, мистер Хатума?
— Список будет большим и для вас — неожиданным. Время от времени я ем мясо осьминога, акулы и даже медуз. Насколько я знаю, европейцы все это считают несъедобным. Необыкновенно вкусен и морской трепанг, которого подают в сыром виде — с уксусом и тертой редькой.
— Зачем же есть сырым? Вареный — разве не лучше?
— В сыром виде он питательнее, богаче йодом и фосфором. Вот почему мы едим сырыми не только трепанга, но и тунца, лосося и даже морского рака — лангуста. Любовь японца к морским продуктам так велика, что он даже ест шаровидную рыбу. А ведь при неверном приготовлении это может привести к смерти.
— А вы сами рисковали?
— Неоднократно. Но Бог миловал. Как видите, сижу за этим столом.
Райли Аллен наклонился и что-то шепнул на ухо Ханне Кемпбелл.
Та, в свою очередь, что-то тихо сказала мистеру Хатума. Они согласно кивнули и вышли. Райли и Мария остались вдвоем.
— Почему они ушли?
— Я их попросил кое о чем. Они скоро вернутся. — Аллен сел ближе к Марии.
— Скажите, чего вам хочется попробовать? Только не стесняйтесь.
— Сказать правду?
— Только правду. И ничего, кроме правды.
— Вот уже два года, как я не пробовала мороженого.
— В японском ресторане есть свой ритуал. Блюда подаются строго по очередности. Но мы его нарушим. Мы — глупые и невежественные иностранцы. И нам все простится.
— Тётто нэ сан! (Сестрица, можно вас на минутку?) — позвал Аллен Норико. — Есть ли в вашем ресторане мороженое?
— В нашем ресторане есть все.
Когда принесли мороженое, Аллен вновь заговорил по-японски:
— О-сэва сама-ни наримасита.
— Что вы сказали?
— Это трудно перевести точно. Я поблагодарил Норико.
Райли любовался Марией, тем, как она ест лакомство. Они непринужденно улыбались друг другу. И в этих улыбках было больше, чем простое выражение вежливости или дружелюбия.
— Мария, я мало что о вас знаю. Вот, например, кто вас ждет в Петрограде?
— Никто.
— То есть как никто?
— У нас с сестрой нет родных. Мы сироты.
Мария Леонова рассказала печальную историю. Ее родители утонули, когда плыли на пароме из Финляндии в Швецию.
— Их могила на дне Ботнического залива. Так что даже некуда положить цветы. Можно только бросить с судна. Да и то если найдется капитан, который подойдет к этому месту.
— Даю вам слово, я сделаю все возможное, чтобы вы, Мария, сумели почтить память родителей.
На глазах девушки появились слезы.
— Я знаю, Райли, что значит ваше слово.
«Она во второй раз назвала меня по имени», — сказал себе Аллен, а вслух произнес:
— А что было потом, после того, как вы осиротели?
— Меня и мою сестру Александру определили в один из петроградских приютов. Сначала мы плакали, ужасно страдали. Вы понимаете, что значит лишиться домашнего тепла и родительской любви… Но постепенно привыкли, смирились с судьбой. Значит, так угодно Богу. Меня спасали книги и музыка. Только этим и жила. И еще — заботой о сестре. Потом в Петроград пришел голод. И наш приют отправили в Сибирь. Но не в мае восемнадцатого, как всю колонию, а на несколько месяцев раньше — сразу после революции. Мы, пятьдесят девочек, оказались в Ирбите, одном из сибирских городов. А когда прибыла детская колония, мы объединились. Так легче было выжить. И во Владивосток мы уже добирались вместе.
— Мария, вы получили хорошее образование. У вас прекрасный английский.
— Это заслуга нашей приютской учительницы. Она меня обучила еще и французскому.
Открылась дверь. Вернулись миссис Кемпбелл и мистер Хатума.
— Вот то, о чем вы просили, Райли, — сказала Ханна и протянула узкую, зеленого цвета коробку.
Райли подержал ее на вытянутых руках, будто пробуя на вес:
— Это вам, Мария.
— Мне? А что это?
— Мой подарок. И память о посещении Японии.
Девушка растерялась. Она переводила взгляд с Ханны Кемпбелл на Райли Аллена, не зная, что сказать и как поступить.
— Не стесняйтесь, Мария, — сказала Ханна, — посмотрите подарок. Ну вижу, придется вам помочь.
Она открыла коробку и вынула что-то яркое и шелковистое. Это было кимоно. Чудной расцветки — на палевом фоне белые хризантемы. Еще Ханна достала широкий пояс — оби, голубого цвета.
— Это все мне?
— А больше некому, — невозмутимо сказала Ханна. — Видите, на Норико уже есть кимоно. А мне оно маловато. Это ваш размер.
— Мой размер… Мне кажется, я сплю и вижу сон.
— Нет, это не сон. Чтобы убедиться, оденьте кимоно.
Девушку пришлось долго уговаривать, прежде чем она согласилась. Норико взяла ее за руку и увела за ширму. И вскоре оттуда показались, будто сойдя с обложки журнала, две красавицы. Белокурая Мария и смуглая Норико. Очень разные и очень одинаковые, так как обе были в кимоно.
Миссис Кемпбелл, чувствуя, что окончательно овладела ситуацией, попросила Марию и Райли встать рядом.
— Зачем? — спросил Аллен. — У нас ведь нет фотографического аппарата…
— Какая гармония! — сказала восхищенно миссис Кемпбелл, не обращая особого внимания на слова Аллена.
— Что вы имеете в виду?
— А вот что, — миссис Кемпбелл показала на хризантемы на кимоно Марии и хризантему в петлице
