— Видите? — прервал капитан. — Мель…
— Нет, не только мель. Потом подошел учитель Жозуэ и сказал, что колледж получил официальный статут, полковник так и подпрыгнул. Видно, он сам обращался с ходатайством к правительству, но не сумел ничего добиться. Рассердившись, он даже стукнул палкой по земле.
Насиб остался доволен молчанием друзей и впечатлением, которое на них произвело то, что он рассказал.
Он отомстил им за конспиративный вид, с которым они сюда явились.
Скоро он узнает, что они замышляют. Капитан сказал:
— Так вы говорите, он разозлился? Ну, ничего, скоро он еще больше взбесится, этот старый колдун. Он думает, что он тут один хозяин…
— Для него Ильеус как собственная фазенда. А нас, ильеусцев, он считает своими батраками… — заметил доктор.
Мундиньо Фалкан молча улыбался. В дверях кинотеатра показались Диоженес и чета артистов. Они увидели друзей за столиком у бара и направились к ним.
Насиб сказал:
— Именно. Сеньор Мундиньо для него «чужак».
— Он так и сказал? — спросил экспортер.
— Да, это его выражение.
Мундиньо коснулся руки капитана.
— Можете договариваться, капитан. Я решил. Старик еще попляшет под нашу музыку. — Последнюю фразу он сказал для Насиба.
Капитан поднялся, допил свою рюмку, чета артистов была уже близко. «Что они, черт возьми, замышляют?» — соображал Насиб. Капитан стал прощаться:
— Извините, мне нужно идти, срочное дело.
Мужчины поднялись из-за столика, задвигали стульями. Анабела, держа раскрытый зонтик, кокетливо улыбалась. Принц, зажав длинный мундштук во рту, протягивал свою худую, нервную руку.
— Когда премьера? — спросил доктор.
— Завтра… Мы договариваемся с сеньором Диоженесом.
Хозяин кинотеатра, как всегда небритый, пояснял своим унылым и жалобным голосом псаломщика:
— Думаю, он будет иметь успех. Ребятам нравятся фокусы. И даже взрослым. Но она…
— А почему вы боитесь за нее? — спросил Мундиньо, пока Насиб подавал аперитивы.
Диоженес почесал подбородок.
— Всем известно, что Ильеус — еще отсталая провинция. На танцы, которые она исполняет почти обнаженная, семьи не пойдут.
— Зал заполнят одни мужчины… — заверил его Насиб.
Но у Диоженеса была наготове куча отговорок.
Ему не хотелось признаться, что он сам, протестант и целомудренный человек, шокирован смелыми танцами Анабелы.
— Это больше подходит для кабаре… Для эстрады в кинотеатре такие танцы не годятся.
Доктор очень вежливо и изысканно извинялся перед улыбающейся артисткой за свой город: — Сеньора, простите нас. Отсталый край здесь, передового искусства не понимают. Такие танцы у нас считаются безнравственными.
— Но это же высокое искусство, — произнес замогильным голосом фокусник.
— Конечно, конечно… Но все же…
Мундиньо Фалкан потешался:
— Однако, сеньор Диоженес…
— В кабаре она может больше заработать. Будет в кинотеатре помогать мужу, а по вечерам танцевать в кабаре.
При упоминании о большом заработке глаза принца загорелись. Анабела спросила Мундиньо:
— А вы как думаете?
— По-моему, это неплохо. Иллюзионистка в кинотеатре и танцовщица в кабаре… — Прекрасно!
— А это заинтересует хозяина кабаре?
— Сейчас узнаем… — Мундиньо обратился к Насибу; — Насиб, сделайте одолжение, пошлите мальчика за Зекой Лимой, я хочу поговорить с ним. Только побыстрее, пусть немедленно придет.
Насиб крикнул негритенку Туиске, который тут же выбежал из бара Мундиньо давал хорошие чаевые.
Араб обратил внимание, что голос экспортера звучал властно и напоминал голос полковника Рамиро Бастоса, когда тот был моложе, — это был голос человека, привыкшего повелевать, диктовать законы. Нет, что-то должно произойти.
Оживление в баре возрастало, подходили новые посетители, за столиками становилось все более шумно, Разиня Шико носился как угорелый. Снова появился Ньо Гало и присоединился к компании. Подошел и полковник Рибейриньо и стал пожирать глазами танцовщицу. Анабела блистала в мужском обществе.
Принц Сандра, сохраняя по-прежнему вид голодающего факира, сидел весьма чинно и прикидывал в уме, сколько тут можно заработать. Стоило задержаться в этом злачном месте, чтобы выкарабкаться наконец из нищеты.
— Это вы неплохо придумали с кабаре…
— А в чем дело? — поинтересовался Рибейриньо.
— Она будет танцевать в кабаре.
— А в кино?
— В кино будут только фокусы. Для семейных. В кабаре же она исполнит танец семи покрывал…
— В кабаре? Отлично… Там будет полно… Но почему она не танцует в кино? Я думал…
— У нее новейшие танцы, полковник. Покрывала спадают одно за другим…
— Одно за другим? Все семь?
— Семейным может не понравиться.
— Да, пожалуй… Одно за другим… И все? Тогда действительно лучше в кабаре… Там веселее.
Анабела рассмеялась, она смотрела на полковника обещающим взглядом. Доктор повторил:
— Отсталый край, где искусство загнано в кабаре. — Даже кухарку здесь не найдешь, — пожаловался Насиб.
Пришли учитель Жозуэ и Жоан Фулженсио. Наступил час аперитива. Бар был переполнен. Насибу пришлось самому обслуживать посетителей. Многие требовали закусок и сладостей, а араб повторял все те же объяснения и ругал старую Филомецу. Русский Яков, потный, с растрепанной рыжей шевелюрой, поинтересовался, как обстоит дело с завтрашним банкетом.
— Не беспокойтесь. Я не уличная девка, не надуваю.
Жозуэ, человек весьма воспитанный, поцеловал Анабеле руку. Жоан Фулженсио, который никогда не посещал кабаре, запротестовал против пуританства Диоженеса:
— Никакого скандала не будет. Этот протестант просто ханжа.
Мундиньо Фалкан посматривал на улицу, поджидая капитана. Время от времени он переглядывался с доктором. Насиб наблюдал за их взглядами и заметил, что нетерпение охватило экспортера. Его они не обманут — что-то замышляется. Подувший с моря ветер вырвал раскрытый зонтик из рук Анабелы, он упал рядом со столиком. Ньо Гало, Жозуэ, доктор и полковник Рибейриньо бросились поднимать его. Только Мундиньо Фалкан и принц Сандра остались сидеть. Однако поднял зонт подошедший Эзекиел Прадо, его взгляд был мутным от пьянства.
— Примите с уважением, сеньора…
Глаза Анабелы, окаймленные длинными черными ресницами, перебегали с одного мужчины на другого, задерживаясь на Рибейриньо.
— Какие воспитанные люди, — сказал принц Сандра.
Тонико Бастос, пришедший из нотариальной конторы, с подчеркнутым дружелюбием бросился в объятия Мундиньо Фал кану.
