– Илья! Не ври!
– Да вредная бабка мне даже дверь не открыла!
«Вот почему Ираида Осиповна так сказала! Родственникам дверь не открывает! Когда Шемякин пришел, консьержка была на своем посту! Но почему она тогда молчит? Со всех хочет денег собрать?»
– Ну, хорошо, – нехотя сказал Шемякин. – Мы крепко поругались с твоей теткой.
– Наконец-то!
– Мы ругались по домофону!
– Ты опять врешь!
– Да не вру я!
– Илья!
– Она мне не открыла!
– Тебе открыла консьержка!
– Да почему?
– Да потому! Откуда я знаю, почему она к тебе неровно дышит?
– У нее самой рыльце в пушку, – проворчал Шемякин.
– С чего ты это взял?
– С того!
– Как мне с тобой тяжело! Посиди тут, я сейчас. – Алексей увидел, как Ольга встала.
– Ты куда? – спросил Шемякин.
– В туалет!
И тут Ольга заметила Леонидова и медленно начала краснеть.
– Вы забыли заключение. Вот, – Алексей протянул ей листок.
Ольга беспомощно начала оглядываться по сторонам.
– И в самом деле: а где ваш куратор?
– Понятия не имею... Вы подслушивали!
– Нет, я только что сюда поднялся, – соврал Алексей.
– Послушайте, вы... Так нельзя, слышите? Так мучить больных людей...
– Но вы-то здоровы, – возразил он.
– Но надо же иметь совесть... – беспомощно сказала Ольга.
– Вот здесь я с вами согласен. Скажите мне правду, и ваша совесть будет чиста.
– Я вам все сказала. Извините, мне надо в дамскую комнату.
Ольга неровной походкой пошла в конец коридора. Алексей и опомниться не успел, как на него налетел Шемякин.
– Чего тебе надо, мужик? – огромные руки сжали его так, что стало трудно дышать. – Ты кто такой, а? Чего пристал к моей бабе?
– Я из милиции, – прохрипел Алексей.
– Мент, значит? Докапываешься до меня? Да я тебя...
– Нападение на сотрудника милиции... карается...
Шемякин нехотя разжал руки.
– Ничего себе, больной, – Леонидов с трудом отдышался.
– Не убивал я ее, понял? А вот она...
– Кто она?
– Жена... Она могла...
Алексей не мог поверить своим ушам. Так запросто сдать свою вторую половину! А Ольга из-за него вчера весь день врала и сегодня врет! Покрывает! «Да он трус! Со страху решил свалить вину на Ольгу!»
Алексей с презрением посмотрел на великана и сказал:
– Как правило, бывает наоборот: всю вину на себя берет мужчина. Теперь я понимаю, кто у вас в семье мужчина. Встретимся в прокуратуре.
Он развернулся и поспешно вышел на лестничную клетку. Разговаривать с Ильей Шемякиным Алексею было противно.
«Очевидная нестыковка в показаниях консьержки и племянницы. Ольга сказала, что не могла связаться по домофону с тетей, а на вахте никого не было. Дверь ей открыл некто, кто вышел из подъезда. А Ираида Осиповна утверждает, что дверь Ольге открыла она. С другой стороны, Ольга кинулась вслед за мужем, чтобы предотвратить преступление. Все ее мысли были только об этом...»
И тут Леонидов вспомнил кремовый торт, который видел на столе в чистенькой уютной кухоньке в квартире, где жили Семужка и мамуся.
– Ну, я дурак! – хлопнул он себя по лбу. – Ну, конечно!
И понесся вниз по лестнице.
Саша встретила его радостной новостью:
– Сейчас пойдем мы.
Алексей сообразил, что не видит среди ожидающих Шаль.
– Увели? – спросил он.
– Женщину, которая все знает? Да!
– Быстро! А где... – Ираиды Осиповны он тоже не видел.
– Медсестра пришла, – пояснила Саша. – И очередь пошла в два раза быстрее.
«Не такой уж бесполезный человек, – с уважением посмотрел Алексей на Синьбороду. – Остальные терпеливо ждали своей очереди, ни на что не жаловались, а он, видимо, так уже достал персонал клиники, что они решили побыстрее пропустить Велемира Ипатьевича через все кабинеты. Я бы и сам с огромным удовольствием уступил ему очередь! Лишь бы не слышать его нытье!»
– Леша, садись! – дернула его за руку Саша.
Он сел на диван и задумался. Ситуация, кажется, начала проясняться. Определился круг подозреваемых. Жаль, что Ираида Осиповна уже ушла, придется ждать другого подходящего случая. Интересно, кто открыл Ольге дверь? Случайный человек или тоже вышел от бабы Ани? Похоже, в то роковое утро старуха-процентщица принимала визитеров.
Алексей вспомнил трость в упаковке, валявшуюся в прихожей. В упаковке... Похоже на подарок. Он посмотрела на Синьбороду и его видавшую виды трость.
«Нет, не может быть..., – отмахнулся Алексей от неожиданной мысли. – Фу ты! Придет же такое в голову!»
Но с другой стороны... А если он холостяк? Фу ты! Жених в семьдесят лет! Ладно бы, невеста была похожа на невесту! Алексей вспомнил вытертый махровый халат, клетчатый шарф на голове у покойной, пуховый платок на ее пояснице и большую бородавку на носу...
Фу ты!
Но ведь старуха была богата...
Все глупости на земле совершаются от жадности. Скряга крадет у себя драгоценные минуты наслаждения радостями жизни, так что под конец ему не остается ничего, кроме скопленных им денег. Только тогда он понимает, что деньги сами по себе ничто. Ценны обменянные на них радости жизни. Тогда есть что вспомнить. Из жизни уходят с воспоминаниями о том, как она была хороша. А деньги... Деньги остаются. А какая мучает обида, что тот, кто их унаследует, не будет таким же глупцом и насладится жизнью сполна! Что все достанется ему! Все ее радости! Как же горько это осознавать!
Велемир Ипатьевич всю жизнь копил деньги. Никаких радостей, кроме них, у Синьбороды и не было. Родился он в семье людей глубоко верующих, но они тщательно это скрывали. Тогда иначе было нельзя, за веру могли и в лагеря упрятать. В доме Ипатия Синьбороды не было ни одной иконы, они появлялись только по большим церковным праздникам, когда дверь закрывалась на тяжелый засов, а окна завешивались плотными шторами. Так, в полумраке, за запертой дверью, практически в подполье Велемир Синьборода узнал о жизни вечной и о том, что есть рай, а есть ад. В школе говорили обратное: Бога нет, рая тоже нет, следовательно, нет и ада. Люди произошли от обезьян, материя первична, сознание вторично, и смерть есть нечто конечное. И показывали череп.
