гостиной.
— Само себя поджигает, — поразился Грант. — Как они и говорили.
— Это опасно?
— Его нельзя накрывать надолго, иначе накопится газ. — Тут Гранту пришла в голову и другая мысль. — Если огонь горит, значит, он берет откуда-то воздух. Вода запирает тот тоннель, через который мы пришли. Значит, должен быть еще проход.
Грант несколько неохотно выбрался из объятий Марины, шагнул вперед и еще раз погасил пламя. В темноте рядом с ним раздался плеск, потом вспыхнула искра. Пещеру осветил другой источник — Марина подняла свою зажигалку повыше. В ее тусклом свете они увидели, что за тем местом, где горел газ, темный тоннель продолжается.
Грант снял с ноги веревку и вручил конец Марине.
— Подожди здесь.
Она покачала головой:
— Один ты туда не пойдешь.
Но времени было мало. Пещера уже начала наполняться запахом газа, и, если он загорится от пламени зажигалки, они поджарятся — в буквальном смысле слова.
— Тебе придется остаться. Мы не можем все время держать пламя погасшим, а мне надо, чтобы кто- нибудь его потушил, если я пойду обратно. Когда я пойду обратно, — поправился Грант.
Он выбрался из воды, очень стараясь не сдвинуть рубашку, и полез вперед. Через миг он ощутил подошвами жар — Марина убрала рубашку от стены. Теперь стал виден проход. Он был такой же низкий и тесный, как и предыдущий, но воздух стал свежее. В лицо дул ощутимый ветерок. И Грант пополз быстрее, догоняя собственную тень, которую отбрасывал огонь позади него.
Тоннель окончился еще одной скальной стеной, но в этот раз под ней не было водоема. Свет от горящего газа едва проникал так далеко по тоннелю, но все же слабое свечение еще оставалось. Когда глаза привыкли к темноте, Гранту показалось, что он видит тусклый круг света, нимб, сияющий над ним под потолком тоннеля. Грант поднял руку, но ощутил только холод от сквозняка.
Он ощупал край отверстия над головой. Черный базальт был гладко обтесан, отполирован до блеска, не потускневшего за тридцать веков тьмы. Отверстие оказалось почти идеально круглым, но, похоже, было ужасно узким. Еще уже, чем та щель, в которую он протиснулся, когда забирался в тоннель.
«Идти больше некуда», — сказал себе Грант.
Он расстегнул ремень и снял брюки: если ему придется туда лезть, то лишнего места там не будет ни доли дюйма. Втянув живот, он, скорчившись, расположился прямо под отверстием. Потом поднял руки над головой, как пловец, который собирается нырнуть в воду, и встал.
Камень сомкнулся вокруг него, словно аркан. Грант, извиваясь, дюйм за дюймом протискивался по проходу. Камень оказался не таким безупречно гладким, как решил Грант, и каждый крошечный бугорок ощущался телом, как бритва, царапавшая голую кожу. Грант скрипел зубами от боли, но, по крайней мере, кровь немного смазала поверхность тоннеля. И вот плечи миновали дыру, потом вышла грудная клетка, хотя ему казалось, будто из него выдавили все дыхание. Теперь Грант мог работать руками и ногами — и все это ему пригодилось, когда он протаскивал бедра. А вдруг он тут застрянет навсегда, до тех пор, пока мясо не сгниет на костях? И тогда ловушка выплюнет его голый скелет.
Что-то подалось — но, слава богу, не внутри него, а вокруг. Грант выбрался. Сделав последнее усилие, голый, окровавленный и мокрый, он вылез в самую удивительную комнату, которую ему доводилось видеть.
Глава двенадцатая
После удушающе тесного тоннеля пещера казалась просторной до головокружения. Грант лежал на полу круглого каменного помещения. Стены вверху загибались внутрь, сходясь где-то высоко над головой. Прямо под высшей точкой потолка, в нескольких ярдах от того места, где лежал Грант, в полу зияло круглое, словно колодец, отверстие. Но на дне его не было воды — это был колодец с огнем. Языки пламени лизали края, и гигантская газовая горелка освещала все помещение мрачным тусклым оранжевым светом. С одной стороны, прямо перед отверстием, из которого вылез Грант, на монолитном каменном алтаре высилась пара каменных рогов.
Грант прошел вдоль стен. На них виднелся невообразимо сложный узор — полосы концентрических фризов граничили с целым миром птиц и зверей, вырезанных в камне. Изображения покрывала сажа, но они были по-прежнему видны. На одном ярусе Грант разглядел приземистые фигурки кабиров, забавно пузатые, танцующие и качающиеся в свете огня. Ярусом выше армии маршировали на войну, а крестьяне собирали в поле урожай — погибшая цивилизация аккуратно запечатлела себя в камне.
— Грант?
Эхо прокатилось под куполом зала и закончилось вздохом восхищения. Голова Марины показалась над отверстием в полу, круглыми от изумления глазами девушка оглядывала зал. Глаза стали еще больше, когда ее взгляд упал на Гранта. Она смущенно хихикнула и отвела глаза, и даже в тусклом свете было видно, что она краснеет. Грант спохватился — он ведь так и стоял голый.
— Ничего такого, что бы я не видела раньше, — произнесла Марина, стараясь, чтобы ее голос звучал как ни в чем не бывало, но это ей не очень хорошо удалось.
— Я ждал, когда начнутся таинственные ритуалы.
— Пожалуй, ты опоздал. — Марина вытащила из дыры свернутые брюки и бросила их Гранту. — На вот. Прикройся, а то как бы кабиры не стали ревновать.
Грант натянул брюки.
— Я же сказал тебе ждать у газового пламени.
— Мне не хотелось, чтобы ты лез в помещение до того, как его осмотрит профессиональный археолог.
— Да, тут есть на что посмотреть. — Грант наклонился, чтобы помочь Марине вылезти, и задумался. — А ты можешь вернуться?
— Думаю, да.
— Тогда веди остальных. Им тоже будет интересно.
К разочарованию Гранта, Марина смогла протиснуться во входное отверстие не раздеваясь. А Рид так вообще выпрыгнул оттуда, словно чертик из табакерки. Тяжелый путь не только никак не повредил профессору, но даже, похоже, наполнил его новыми силами. Теперь он прыгал по залу, словно мальчишка в магазине игрушек, разглядывая все, что видел, и тихонько вскрикивая от восторга. В одном углу он обнаружил пару железных горшков на изогнутых треножниках.
— Все так, как описывал Гомер. Наверное, здесь и был самый ранний центр культа, еще до того, как его перевели на побережье. — Он в изумлении покачал головой. — Мы только что вступили в клуб, куда никого не принимали уже две тысячи лет.
— К счастью, никто не голосовал против нас.
