Век желтокожих и смуглокожих.
Вроде вас и меня.
Господин Цзябао, сейчас чуть за полночь. Самое время, чтобы у меня развязался язык.
Я ведь всю ночь на посту, Ваше Превосходительство. И в офисе у меня тесновато. Каких-то 150 квадратных футов. Ну, правда, над головой у меня люстра, огромная, вся в ограненных стекляшках, совсем как в кино семидесятых. Наверное, такая люстра в таком маленьком помещении у меня одного на весь Бангалор. Вентилятор у меня небольшой и установлен прямо над люстрой, пять лопастей в обрывках паутины беспрерывно дробят свет, воздушный поток раскачивает висюльки, и по комнате мечутся яркие отблески. Получается вроде стробоскопа в дискотеке.
Наверное, у меня одного во всем Бангалоре люстра в офисе на 150 квадратных футов! Только каморка, она и есть каморка. А мне в ней сидеть всю ночь.
Вот оно — проклятие предпринимателя. Без хозяйского догляда в бизнесе никак нельзя.
Я включу вентилятор, пусть свет переливается и играет.
Ничто мне не мешает, сэр. Надеюсь, вам тоже.
Начнем.
Но для затравки вот вам английское выражение, которому я научился от Пинки-мадам, бывшей жены моего бывшего работодателя (ныне покойного) мистера Ашока:
В кино я больше не хожу из принципа, но когда ходил, так перед фильмом обязательно либо цифра 786 на черном экране появится — мусульмане считают, это магическое число, знак их Бога, — либо женщина в белом сари, и к ногам ее сыплются золотые монеты. Это богиня Лакшми[3], ей поклоняются индусы.
У людей моей страны есть древний, глубоко почитаемый обычай — прежде чем начать свой рассказ, они обязательно поклонятся Высшим Силам и попросят наставить их на путь истинный.
Пожалуй, Ваше Превосходительство, для начала мне тоже следует поцеловать в задницу какого- нибудь Бога. Не одного, так другого.
Какого именно? Выбор огромен.
Понимаете, у мусульман один Бог.
У христиан три.
У индусов 36 000 000.
Всего получается 36 000 004 бога. Есть кого целовать.
Сейчас многие — не одни только коммунисты, просто люди с головой на плечах, неважно из какой политической партии, — считают, что многовато их как-то. А некоторые и вовсе полагают, что богов нет
Так что я закрываю глаза, благочестиво складываю щепотками пальцы и молю богов добавить чуть света к моей мрачной истории.
Потерпите, господин Цзябао. Быстро не получится.
А сколько времени понадобилось бы
Готово.
Мои глаза снова открыты.
23.52 — пора бы уж и начать.
Хочу только предупредить еще вот о чем — как Минздрав предупреждает курильщиков на каждой пачке сигарет.
Однажды — я был на своем рабочем месте, за рулем «Хонды Сити» моего хозяина мистера Ашока и его жены Пинки-мадам, — хозяин положил мне руку на плечо и сказал:
— Сверни на обочину и остановись. Он наклонился ко мне поближе — от него пахло лосьоном после бритья, сегодня аромат был нежный, фруктовый — и произнес, как всегда, вежливо:
— Балрам, я спрошу тебя кое о чем, ладно?
— Да, сэр.
Пинки-мадам сидела вместе с ним на заднем сиденье и смотрела на меня — под ее взглядом мне стало не по себе.
— Балрам, — молвил мистер Ашок, — сколько планет на небе?
Я ответил, как мог.
— Балрам, кто был первый премьер-министр Индии?
И еще:
— Балрам, чем отличается индус от мусульманина?
И еще:
— Как называется континент, на котором расположена Индия?
Потом мистер Ашок откинулся назад и спросил у Пинки-мадам:
— Ты слышала, что он ответил?
Он это серьезно?
Сердце у меня забилось быстрее. Так всегда бывало, стоило ей открыть рот.
— Разумеется. Он
При этих словах она хихикнула, но его лицо в зеркале заднего вида оставалось серьезным.
— Штука в том, что... сколько он там ходил в школу? Два-три года? Значит, какие-то знания у него есть. А вот понимает он мало что. Читать и писать умеет, но не усваивает прочитанное. Этакий полуфабрикат. В этой стране полно людей вроде него, точно тебе говорю. В его руках (он ткнул пальцем в меня) и в руках ему подобных наша парламентская демократия. В
Он вздохнул.
— Хорошо, Балрам, едем дальше.
В ту ночь, лежа у себя в кровати под сеткой-накомарником, я размышлял над его словами. Он был прав, сэр, — хоть мне и не понравились его слова на мой счет, но он был прав.
«Автобиография человека-полуфабриката» — вот как мне следовало бы назвать историю своей жизни.
Ведь мы все полуфабрикаты — я и многие тысячи моих соотечественников, кому не суждено было закончить школьный курс. Вскройте нам череп, посветите внутрь фонариком — и увидите горы всякой рухляди: разрозненные фразы из учебников истории и математики (уверяю вас, никто так хорошо не помнит учебный материал, как мальчишка, которому не позволили учиться дальше); белиберду про политику, которую читаешь в газетах, пока ждешь в кабинете клиента; треугольники и пирамиды на оберточной бумаге из чайных — когда-то эти листочки были книжками по геометрии; ошметки теленовостей; сплетни; обрывки сообщений Всеиндийского радио; разговоры в общем душе, — короче, все, что вспоминается перед самым сном, что молнией проносится в памяти словно ящерица, вдруг упавшая с потолка на пол. Вся эта дребедень, полусырая, не до конца переваренная полуправда, которая мешается и переплетается с другой невыпеченной полуправдой, и составляет твой образ мыслей, и определяет твой образ жизни.
Из рассказа о моем пути наверх станет ясно, как получается человек-полуфабрикат.
Но, внимание, господин Премьер! Полностью сформировавшиеся личности — те, что проучились двенадцать лет в школе и три года в университете и носят элегантные костюмы, — поступают на работу в компании и всю жизнь выполняют приказы начальства.
А предприниматели появляются на свет из бесформенной, необожженной глины.
