Это была Пинки-мадам.
— Собирайся. Отвезешь меня.
— Да, мадам. — Я протер глаза. — Который час?
Она прижала палец к губам.
Я встал, натянул рубашку, сел за руль, подогнал машину к подъезду. В руке хозяйка держала чемодан.
— Куда? — спросил я. Было два часа ночи. Она сказала.
— А сэр?
— Езжай давай.
Я отвез ее в аэропорт. Больше вопросов не задавал. Когда мы прибыли на место, она сунула мне бурый конверт, хлопнула дверью и была такова.
Вот так, Ваше Превосходительство, распался брак моего хозяина.
У других шоферов есть свои приемчики, как продлить хозяевам семейное счастье. Один мне рассказывал, мол, когда ругаются, еду быстро, чтоб поскорее добраться до дома, а когда нежничают, сбавляю скорость. Если орут друг на друга, спрашиваю о какой-нибудь чепухе, если целуются, включаю музыку.
Меня немного мучает совесть, ведь они разошлись, когда я работал у них.
Наутро мистер Ашок вызвал меня в квартиру. Стучу, он хватает меня за ворот и втаскивает в гостиную.
— Почему ты не сказал мне, что она собралась уехать? — Да так вцепился, чуть не задушил. — Почему сразу не разбудил меня?
— Сэр, она сказала... сказала...
Он притиснул меня к балконной решетке, мое тело нависло над пропастью, еще чуть-чуть, и я бы полетел вниз. В ужасе я сжался и толкнул его ногами в грудь — он отлетел к сдвижной балконной двери. Оба мы задыхались.
— Сэр, я не виноват перед вами! — закричал я. — Слыхом не слыхивал, чтобы женщина всерьез бросила мужа! Разве что по телевизору, но чтобы в реальной жизни? Я выполнял, что она велела, вот и все!
На балкон села ворона и каркнула. Мы уставились на нее.
Приступ ярости у хозяина миновал. Он закрыл лицо руками и зарыдал.
Я бросился вниз, к себе. Сел на кровать и застыл. Досчитал до десяти, убедился, что хозяин за мной не погнался, вытащил из-под кровати бурый конверт и открыл.
Он был набит сотенными банкнотами.
47 бумажек.
4700 рупий.
Я бросил конверт обратно под кровать: кто-то приближался к моей одиночке.
Вошел Меченый, и с ним еще три шофера.
— Выкладывай, Мышонок.
Незваные гости расположились вокруг меня.
— Что выкладывать-то?
— Швейцар проболтался. Шило в мешке не утаишь, Мышонок. Ты ночью уехал куда-то с женщиной, а вернулся один. Она его бросила, да?
— Не понимаю, о чем ты.
— Не темни, Мышонок. У них были нелады, мы в курсе. И ты увозишь ее куда-то ночью. В аэропорт? Она улетела, ведь так? В наше время в какого богатого ни плюнь — расходится с женой. Уж эти мне богачи... — Он покачал головой, презрительно скривил губы, обнажив красные, гнилые, изъеденные пааном десны. — Бог, брак, семья — для них пустой звук.
— Она просто решила подышать свежим воздухом. Прошвырнулись, и я привез ее обратно. Твой швейцар пусть глаза протрет.
— Хранишь тайну, Мышонок. Верный слуга. Таких уж больше нет.
Я прождал все утро — звонок молчал. Я поднялся на тринадцатый этаж и позвонил. Открыл дверь он, глаза красные.
— Что такое?
— Ничего, сэр. Я пришел... чтобы приготовить вам обед.
— В этом нет нужды, — говорит. (Я-то думал, извинится, — ничего подобного.)
— Сэр, вам надо есть. Голодать вредно для здоровья... Прошу вас, сэр.
Он вздохнул и впустил меня.
— Теперь, когда жена сбежала, кто ж о нем позаботится, кроме меня? Это мой долг. Накормить, уложить в постель, проследить, чтоб не похудел.
Я приготовил обед. Подал. Вымыл посуду. С чистой совестью отправился вниз и принялся ждать.
Звонок молчал.
Часов в восемь я опять вызвал лифт. Прислонил ухо к двери квартиры. Прислушался. Тишина. Ни звука.
Я позвонил. Никакого ответа. Я знал, он там. Кому, как не шоферу, знать, где хозяин? Куда он, туда и я.
Дверь была не заперта. Я вошел.
Он лежал с закрытыми глазами на диване под фотографией двух шпицев, на столике красного дерева подле дивана — бутылка.
Я понюхал горлышко. Виски. Чуть на донышке. Я поднес бутылку к губам и допил остатки.
— Сэр, — сказал я.
Ноль внимания. Я принялся его трясти. Отвесил пощечину. Он почмокал, провел языком по губам. Я еще раз шлепнул его по щеке. Хотя он и так уже почти проснулся.
Слуги — они такие, господин Цзябао. Есть у них свои невинные развлечения. Отхлестать бесчувственного хозяина по щекам. Потоптать ногами подушки. Помочиться в горшки с комнатными растениями. Отлупить домашнюю собачку. Что-нибудь в этом духе.
Я отволок тело в спальню, укрыл одеялом, выключил свет и спустился вниз. Сегодня точно никуда не поедем. Схожу-ка я в «Магазин английских спиртных напитков». А то что-то у меня от хозяйского виски жажда разыгралась.
На следующий вечер все повторилось.
На третий день он снова напился. Но сознания не терял.
— Поехали куда-нибудь, — говорит. — Куда хочешь. По магазинам. По гостиницам. Куда угодно.
Мы покружили вокруг отелей и торговых центров Гургаона. Он, нахохлившись, уныло сидел на заднем сиденье. Даже по сотовому ни с кем не говорил.
Когда в жизни хозяина воцаряется хаос, в жизни слуги происходит в точности то же самое.
«Может, ему до смерти надоел Дели? — подумал я. — Может, ему хочется обратно в Дханбад? А что тогда будет со мной?»
У меня скрутило кишки. Я даже испугался, что обгажусь прямо здесь, в машине.
— Остановись, — прохрипел он.
Распахнул дверь, схватился за живот, сложился пополам — и его обильно вырвало на дорогу.
Я вытер ему рот ладонью, помог выйти, похлопал по спине. Мимо нас с ревом проносились машины.
— Вы слишком много выпили, сэр.
— Почему люди пьют, Балрам?
— Не знаю, сэр.
— Ну да, ты ведь из касты трезвенников... Ну так я тебе скажу, Балрам. Люди пьют, потому что им опротивела жизнь. Мне казалось, каста и религия в наше время не имеют значения. Отец сказал мне — не женись на женщине другой веры, на что я ему...
Мистер Ашок резко отвернулся, набычился, но рвоты на сей раз не последовало.
