- Ребенок. Девочка.
- Я понимаю, что ребенок, - малышка зашевелила ручками, и мне пришлось говорить тише. - Но что он делает в нашем доме?
- Живет, - пожал плечами Лекс. - Уже дня четыре как.
- А где его мама? Папа?
- Здесь.
- У тебя кто-то из охранников привел жену?
- Нет. Алиса, дорогая, это НАШ ребенок.
- НАШ??? - подавилась я криком. - Как наш?
- Твой и мой. Помнишь, перед похоронами ты мне сказала, что если бы ребенок Максима был жив, ты бы позаботилась о нем.
- Помню, - кивнула я.
- Заботься.
- Девочка Максима сейчас лежит в могиле, - прошипела в ответ. - Ты разве сам не помнишь?
- Нет. Там лежит мертворожденный ребенок, а Настенька сейчас спит в этой колыбели. Теперь Настя твоя законная дочь.
- Дочь, но почему?
- За этим ребенком пошла бы охота, если бы я не предпринял кое-какие меры. И скорей всего сейчас она была бы уже мертва.
- Но как, Лекс?
- А вот как.
Он вытащил из кармана пиджака свидетельство о рождении. В графе мать была написана я, а в графе отце стояла фамилия Лекса.
- Алиса, познакомься, это - Воронцова Анастасия Александровна. Наша дочка.
В шоке я уставилась на ребенка, а потом на лице расплылась блаженная улыбка.
Мама - первое слово,
Главное слово в каждой судьбе.
Мама жизнь подарила,
Мир подарила мне и тебе.
'Мама'
Вы знаете, никогда бы не подумала, что дети могут доставлять столько проблем. Мы уже живем два с половиной месяца с Настей, а я полностью вымоталась. А все начиналось так культурно...
***
Когда прошел шок после увиденного мною ребенка, я осторожно прикоснулась к ручке сжатой в кулачок, ощутив гладкость и нежную бархатистость её кожи. Настя заерзала и открыла глазки, а потом... раздался крик.
- Уааа, - заорало во всю мощь легких чадо.
От такого ультразвука я отступила на пару шагов от колыбельки, протирая уши. Да, оглушить она может неслабо.
- Что мне с ней делать? - захлопала ресницами, в совершеннейшем ужасе смотря на Лекса. Тот пожал плечами.
- Можешь ждать, пока придет Николя, а можешь сама что-нибудь придумать. В вас, женщинах, это кажется, заложено природой, - и он, зажав уши, позорно смылся с места битвы. Дверь хлопнула, заставив повиснуть в воздухе его последние слова. - Материнский инстинкт называется.
- Вот гад! - в сердцах выругалась Мое Высочество. Ребенок вроде утих, и я решила рискнуть подойти к колыбельке.
Девочка смотрела на меня большими синими глазенками, видимо, пытаясь сообразить, что тут за тетка около её кроватки топчется. Вот так мы и разглядывали друг друга в течение, наверное, минут пяти.
- Ты же не будешь плакать? - со страхом спросила я у Насти. - Ага, молчание - знак согласия. Значит, не будешь. Ну, тогда давай... познакомимся, что ли? Я - Алиса и, кажется, твоя мама. Только я тебя толком не знаю и не ведаю как с тобой обращаться. Хм, может, проведем аналогию со щенком? Он писает, какает, спит и ест.
Дитя, не выдержав моих рассуждений, решило вновь заявить о себе громким криком.
- Боже мой! Боже мой! - я заметалась по спаленке в поисках бутылочки, надеясь, что малышке хочется кушать. - А вдруг тебе грудное молоко надо?
Остановившись на секунду, я задумалась. А что ещё ей требуется помимо грудного молока? В дверь неожиданно постучали. Я обернулась и подошла к колыбели, взяла малышку на руки и, стараясь хоть как-то укачать, открыла дверь. За ней стояла Мигуми с несколькими бутылочками в руках, наполненных мутноватым молоком.
- Госпожа, - поклонилась девушка. - Господин сказал передать Вам вот это.
Мигуми протянула мне поднос, но я отрицательно покачала головой, кивнув на столик, стоявший в углу. Девушка кивнула и поставила молоко на него, ещё раз поклонилась напоследок и вышла. Я осталась одна с орущим на руках дитем. Настя никак не хотела успокаиваться, кряхтела, плакала, но бутылочку брать в рот не желала. После получасовых уговоров мне пришло на ум, что дитятко, возможно, хочет не кушать, а что-то другое. Тяжело вздохнув, я кое-как выдвинула полочку, сделав комод ещё и пеленальным столиком. Да, и не удивляйтесь так, мы же не в каменном веке живем, и у меня есть кое-какие познания насчет детской мебели. Положив на гладкую поверхность одеяло, а затем и ребенка, я задумалась. Не стоит ли мне подождать Николя? Он же наверняка просвещен в области ухода вот за такими орущими чадами. В дверь опять постучали.
- Мать Вашу, да входите уже! Только ребенка нервируете, - а то с каждым новым стуком малышка поднимала тональность.
В комнату просунулась голова Эрлен.
- Приветики! О, вижу, свыкаешься с ролью мамочки? - улыбнулась подруга. - А ты чего мне не сказала, что вы с Лексом хотите ребенка удочерить?
Эрлен открыла дверь и сразу же прошла к орущему младенцу. Следом за ней, зажимая уши, в комнату проследовал и Гришка, с ужасом взирая на это недоразумение с ультразвуковой сиреной внутри.
- Так-так-так, - поцокала языком Лена. - Гриш, иди-ка ты пока на кухню, хорошо, милый? Там где есть две женщины и ребенок, мужчинам места нет. Так, что кыш, кыш, кыш!
Она замахала на парня рукой, а тому, как мне кажется, только и нужен был предлог, чтобы побыстрее уйти из детской.
- Я конечно не спец по детям, - почесала бровь она, - но книжки умные читала. Ты ей молоко давала?
- Давала, она не пьет, - вздохнула я.
- А памперс меняла?
- Да нет. Вот собираюсь.
- Ну, тогда поехали, что ли. Чего зря штаны-то просиживать.
- А если не получится? - со страхом спросила я. - Она ведь вон какая хрупенькая. Вдруг что не так пойдет. Мне к ней особо-то и прикасаться боязно.
- Да ладно, хрупенькая, - фыркнула Эрлен. - Крепышка она. Да, ммм, а как её зовут?
- Настя.
- Да, Настенка? Какие ж мы хрупкие? Вот как вырастем...
- Угу, я припомнила строки из когда-то услышанного мною стихотворения: Агукать оно как-то враз