— А еще?
— В радиусе пятисот метров от вас никого не видать. И даже километра.
— А в радиусе двух? — У меня волосы на голове зашевелились от собственной наглости.
— И в радиусе двух. Кого ты, кстати, ищешь?
— Да бабу одну. На хабар нас выставила, сучка.
— Бабу? В смысле женщину-сталкера? — В голосе Синоптика сквозило искреннее удивление.
— Ну да. Не слыхал про таких, что ли?
— Разве что в похабных анекдотах.
— Вот и я. А теперь похабные анекдоты из анекдотов стали былью!
— Сочувствую.
— Сам себе сочувствую, брат, — тяжело вдохнул я.
В общем, номер с Синоптиком не прошел.
Увы, отрицательный результат в нашем случае не был результатом. Потому что он почти ничего не значил. Кроме того, что посторонних людей с такими ПДА, трекинг которых можно было осуществлять при помощи сетей трекинга, доступных Синоптику для взлома, с пяти до семи утра через Грибной Лес не проходило.
Вам ясно?
Я обошел окрестности нашей ночной стоянки.
А вдруг где-то установлена белая табличка с разборчивой надписью «Я пошла вон в ту сторону»? Или, может быть, кружевные трусики вывешены как-нибудь этак, стрелкой, указывающей на северо-восток или юго-запад?
Однако ничего такого в реальности не наблюдалось.
— Может быть, она к бару пошла? И сейчас там за бокалом «Маргариты» отдыхает? — предположил Тигрёнок.
— Ага, нашел тоже дуру. Да она опытная и хитрая тварь! Знает, что такое «сникерс». А раз знает, что такое «сникерс», и особенно знает, где его купить, значит, после кражи в бар не сунется ни за какие коврижки!
Как будто единственную бабу в Зоне можно с кем-то «спутать» или «принять за другую».
В бар она не сунется. А куда сунется? Непонятно.
Вот если бы у меня было обоняние, как у собаки…
И стоило мне подумать про собаку, как я заметил перед собой, прямо на тропинке, ведущей к поляне с родничком, чернобыльского кобеля. Выродка, мутанта, исчадие местного некробиотического ада.
Пес стоял на своих четырех лапах довольно твердо, хотя сами эти лапы были тощими, мосластыми, похожими скорее на бамбуковые палки, чем на ноги физически полноценного животного.
Серо-черная шерсть зверя была словно побита молью. Тут и там его тусклую шкуру украшали длинные бурые шрамы.
Уши слепого пса были прижаты к голове. Глаза его были почти намертво залеплены желтыми восковыми веками.
Хвост совершал медленные колебательные движения, в которых было что-то гипнотизирующее. Я был уверен, Тигрёнок смотрит на нашего незваного гостя, отвесив нижнюю челюсть. Редкой мерзости экземпляр.
Через несколько мгновений между мной и Псом завязался такой вот телепатический диалог.
— Чего ты хочешь, человек? — спросил меня Пес.
Я явственно услышал этот вопрос внутри своей черепной коробки. Но в отличие от предыдущих разов не испытал приступа паники по этому поводу (может, общение с Лидочкой Ротовой подействовало?). Я даже закрыл глаза — чтобы визуальная картинка не мешала концентрироваться на получаемой информации.
— Я хочу найти женщину, которая была здесь. Это ее вещь. — Я растянул на двух пальцах розовую резинку, которую нашел Тигрёнок.
— Это просто, человек, — сказал Пес.
— А чего хочешь ты?
— Я хочу твоей воды. — Пес повернул морду туда, где журчала вода. Его ноздри жадно втянули воздух.
— Это вода не моя, — честно признался я. — Это вода общая.
— Пока ты и молодой из твоей стаи здесь, я не могу напиться, — сказал Пес. — А мне очень хочется пить!
— Я могу разрешить тебе напиться, — слукавил я.
Уж такая у нас, людей, натура — все время выгадывать и лукавить, пытаясь обернуть ситуацию в свою пользу. — И сказать молодому, чтобы он разрешил тебе тоже.
— Я буду благодарен тебе, — сказал простодушный Пес.
— Но одной благодарности мне будет мало!
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти ту женщину?
— Да, я этого хочу. Я разрешу тебе напиться. Прямо сейчас. А ты поможешь мне найти женщину.
— Я помогу, — пообещал Пес.
Я открыл глаза и посмотрел на Тигрёнка, как мне показалось, ободряюще. Но со стороны, как видно, взгляд мой ободряющим вовсе не выглядел. А выглядел ошалелым и полубезумным.
— Что с вами случилось, Владимир Сергеич? — спросил Тигрёнок.
— Да так, недавняя контузия. В воронке побывал… Голова болит иногда. Вроде как мигрень или что-то такое.
— А обезболивающие? Если что, у меня с собой есть кетанов…
— Ни к чему это. Ни к чему. — Я потер виски пальцами.
— Я, собственно, чего хотел-то, — после сочувствующей паузы сказал Тигрёнок. — Вон там, в кустах… видите? Пес чернобыльский стоит… Страшный такой. И, похоже, голодный.
Пес был действительно страшен, как слово на букву «п», прекрасно рифмующееся со словом «конец».
— И ну? — не понял я.
— Может, пристрелить его? Или что? — предложил Тигрёнок.
— Что-то ты, друг мой, разборзелся не на шутку. Пристрелить! Чего ж его стрелять, если он нам воровку нашу найти поможет!
— Он? Поможет? Шутите, что ли?
— Ни полраза не шучу. Вот сейчас попьет, понюхает эту резинку для волос — и будет нашим проводником. Так что не мешай животному своими агрессивными мыслями. Он ведь все чувствует телепатически. И вообще, если хочешь знать, поумнее многих людей.
Тигрёнок смотрел на меня, как дети смотрят на фокусников — со смесью жгучего любопытства, страха и нетерпения. Мол, совсем не понятно, как ты это делаешь, дяденька, но побыстрее новый фокус показывай, мочи нет терпеть!
— Пропустим его. Пусть попьет.
Мы сошли с тропы. Тигрёнок даже немного развел руки в жесте интернационального примирения. Что было псу до лампочки, я полагаю. …Пес пил долго и вдумчиво, пока обрюзгший и слегка обвисший живот, покрытый свалявшейся шерстью песочного цвета, не сделался похож на бурдюк.
А затем он встал в двух метрах впереди нас и, бросив царственный взгляд через плечо, пошел, медленно ступая.
«Она далеко. Будьте терпеливы. Идите за мной», — услышал я.
— Пойдем. Труба зовет, — бросил я Тигрёнку, надевая рюкзак.
Ходить за чернобыльскими псами по Зоне — не самое простое занятие.
Начать с того, что слепой пес — он здесь абориген.
А мы, даже самые профессиональные из нас, — все одно чайники, как нас ни назови.
