как он несчастен, выглядел бы в этой ситуации просто нелепо.
Новая военная форма российской армии сильно отличается от той, которая была принята к производству в 1994 году: совершенно по-другому выглядит военно-полевая форма, много новых элементов в генеральской…
— Сорочки с фиксацией воротника… — говорил министр обороны Анатолий Сердюков. — Обшлага со стоечкой…
Мне казалось, я где-то это уже слышал. Ах да: «А вы знаете, что в двубортном сейчас никто не воюет?!. В городе построить на центральной площади гвардию… рукав вшивной, лацканы короткие… талия на десять сантиметров выше, чем в мирное время…»
— Это наша гордость, наш цвет наших вооруженных сил! Посмотрите на них! — начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин с удовольствием обвел рукой зал Центрального дома российской армии. — Каждый в большинстве из них не просто профессионал, а профессионал в деле, которым трудится. Труд этих трудяг несоизмерим с обычным трудом простых людей.
Последний инструктаж подчиненным давал командир подводной лодки «Гепард» капитан первого ранга Дмитрий Косолапов.
— Стойте перед президентом не дыша! Если кто дыхнет на него… Ладно, идите на корабль.
— Могу побожиться, но лучше дам слово генерала. Приедет какое-нибудь «Мальборо» и купит вас. Вот так! — предостерегал работников табачной фабрики кандидат в губернаторы, отставной генерал Альберт Макашов.
Но что-то никто даже не побледнел.
Президент России принимал участие в учениях Балтийского флота вместе с президентом Польши Александром Квасьневским. Президенты наблюдали за учениями с борта ракетного крейсера «Маршал Устинов». Группировка, которую возглавлял «Устинов» (Северный флот), должна была выдержать ракетную и торпедную атаку группировки, которой руководил командующий Балтийским флотом Владимир Валуев.
Раздалась команда:
— Атаковать подводную лодку!
Но, увы, она атаковала нас раньше.
— Стрелять будет «Адмирал Левченко»! — сказал Владимиру Путину министр обороны Сергей Иванов.
— А если промажут? — спросил президент.
В это время Владимир Путин по предложению адмирала Куроедова вглядывался в мрачную глубину балтийских вод, рассчитывая увидеть там торпеду.
— Если с «Левченко» промажут, на нас торпеда пойдет, — заключил Сергей Иванов.
— Так они с «Петра»-то (атомный ракетный крейсер «Петр Великий». —
— Долбанут, — успокоил его главком.
— А если и они промажут?
— Ничего страшного. Торпеде установлена такая глубина хода, чтобы она не попала в корабль. Ого, да «Петр» поражен!
Владимир Куроедов был по крайней мере заинтересован этим фактом. Он сбегал в рубку и что-то уточнил.
— Да, так точно. Молодцы подводники! Дело в том, что это наша лучшая подводная лодка! — бодро обратился он к Александру Квасьневскому. — Практически бесшумная…
— Саш, а Саш! — обратился к польскому президенту и Владимир Путин. — Пора валить отсюда!
— Да ну что вы, — расстроился адмирал. — Все нормально! Вы знаете, какая на «Петре» система защиты?
— А что же она не сработала?
— А мы ее не включили, — разъяснил адмирал Куроедов.
Я спросил Юрия Балуевского, какую явку армия обеспечила на прошлых выборах. Господин Балуевский запросил помощи у коллеги генерала, и тот напомнил, что явка была максимальной.
— А максимальная — это сколько?
— А максимальная — это 98 процентов! — с вызовом ответил генерал.
— А еще два процента где же были в это время? — уточнил я.
Генерал, по-моему, впервые крепко задумался об этом.
Военные ходили по полигону с неприлично счастливыми лицами. Кому, как говорится, война… Это был их день. Журналистов некоторое время не пускали даже в биотуалеты в непосредственной близости от командного пункта. Солдаты, охранявшие их от вероятного противника, то есть от нас, объясняли, что в туалет может зайти «человек в звании не ниже полковника». «Человек» — это звучало гордо. Правда, среди журналистов оказались несколько полковников запаса. Этот психологический ребус был не по зубам солдатам-срочникам, и они вздохнули с облегчением, когда с самого верха, с холма, где уже вот-вот должен был приземлиться вертолет с главковерхом, пришла команда: «Пусть заходят!».
Генералы и штатские, встречаясь между собой, долго и с удовольствием крепко целовались. Это не осталось без внимания солдат, стоявших поблизости от командирских палаток.
— А что это они все время целуются? — недоуменно спросил один.
— Так тут же баб нет… — пояснил ему другой.
В то время как Хуан Карлос I и его жена мерзли в ожидании президента России, на моих глазах редели ряды гвардейцев, участвующих в церемонии встречи. Двое последовательно, с интервалом в пять-шесть минут, упали в обморок, а товарищи не в силах были даже оттащить их подальше от этого, как выяснилось, проклятого места. Было видно, что эти товарищи и сами готовы потерять сознание при малейшем напряжении — сил, воли или ума. Над гвардейцами в эти минуты ржали даже лошади, которых тут было тоже предостаточно.
Минут за 40 до начала парада на Красную площадь начали стягивать войска. Они маршировали дружно и немного торопливо, будто боялись, что могут начать без них.
Перед появлением господина Путина ряды австрийских солдат многократно и безнадежно ровнялись. Особенно досталось резервисту, у которого аксельбант на груди топорщился как-то особенно непримиримо и вызывающе. За этот аксельбант его раздраженно дергал каждый проходивший мимо младший офицер. Не отказал себе в этом удовольствии и президент Австрии господин Фишер. Его супруга и то не сдержалась.
Достаточного количества лошадей в кремлевском полку для парада на Соборной площади не нашлось, и недостающих привезли из конного полка «Мосфильма». Когда с лошадьми начали работать, обнаружилась одна трагическая подробность: при первых звуках музыки лошади падали ниц. Хорошо хоть не замертво. Выяснилось, что накануне они участвовали в съемках некоего исторического фильма, и тогда специально обученным дрессировщикам стоило чудовищных усилий уложить их на землю под музыку какого-то марша. Потом все стало, слава богу, получаться, и эпизод с падающими лошадьми был отснят на славу Кто же тогда мог знать, что через короткое время России потребуются лошади, твердо стоящие на ногах.
Драк 2 августа, в День десантника, я не видел, хотя это и не значит, что их не было. Впрочем, я
