передал его Калинычу: — Прилепи на дверь на видное место! А сами пока не будем тут возле показываться… Будем в каком-нибудь другом месте находиться… А она поищет-поищет и уйдет… А как отвыкнет, обратно вернемся!
Он оглядел бойцов и спросил:
— А Марчукова опять нет?
— Чурила за цыганами ушел! — доложил начштаба. — Они лошадь повели купать, и он за ними…
— Быстрей, пока не застукала! — торопили командира бойцы.
Отряд спешно перебазировался к Шурке в сарай и спрятался там на чердаке, откуда в маленькое окошко весь Перфишкин сад был виден как на ладони.
Командир наблюдал в бинокль, остальные — так.
Ждать пришлось долго, а убежище на чердаке никуда не годилось: от раскалённой солнцем железной крыши там было так душно, как, наверное, бывает в печке, если после топки зачем-нибудь туда залезть и закрыться заслонкой…
Однако если представить, что ты сидишь не в печке, а в загоревшемся снаружи танке, то терпеть можно!
Но вот среди яблонь завиднелось красное платье, бойцы съежились и пригнулись, а Наташка подошла к беседке, увидала приказ, прочитала и, пожав плечами, начала расхаживать по саду, заглядывая во все заросли и закоулки.
— Вот глупая… — сказал Шурка шепотом, будто она могла оттуда услышать. — В приказе все ясно написано, а она не верит!..
В конце концов, нигде не обнаружив ни одного спрятавшегося бойца, она все-таки ушла.
Осторожный командир, прежде чем выйти с отрядом на свежий воздух, выслал вперед разведку, чтобы она разведала, не бродит ли где поблизости хитрая пленная, подстерегая отряд на улице.
Вскоре разведчики вернулись и доложили, что пленная нигде не замечена, а, по их мнению, ушла насовсем — доигрывать с маленьким Антошкой.
После этого отряд с радостью выбрался из душного убежища и, соблюдая все меры предосторожности, двинулся по улице. Шурка вел своих бойцов по направлению к лесу — в такое место, чтобы пленная, если вздумает их искать, ни за что не нашла.
На улице они увидели Деда, который куда-то вел на длинной веревке своего знаменитого козла Кузю. Кузя, угнув рогатую бородатую голову, изо всех сил куда-то стремился, а хозяин еле-еле его удерживал, упираясь пятками и натягивая веревку, будто ехал за козлом на лыжах, только лыж не было.
— Давайте Кузю возьмем! — предложили бойцы, и командир разрешил на освободившееся от Наташки место зачислить Кузю, сказав:
— Ладно! Недавно я читал книжку: там в одном таком отряде был свой агитмедведь, а у нас пускай будет считаться — агиткозел за неимением медведя!..
Норовистый и капризный Кузя сперва начал упираться, не зная, куда его хотят вести, но Зубан с Голованом с обеих сторон подхватили Кузю за рога и потянули вперед, уговаривая:
И Кузя, который побаивался и уважал этих отчаянных разведчиков, послушно пошел между ними то шагом, то рысью, потому что его поводыри не любили долго двигаться каким-нибудь одним ходом.
Само собой, Шурка привел своих бойцов в лес короткой дорогой, опасаясь, что на длинной их может подстеречь Наташка, да и Кузя не любил купаться и мог не захотеть форсировать речку вместе со всеми.
На опушке они чуть не взяли еще двух пленных, заметив, что двое «кирпичей» — маленький и побольше — лазают по болоту и что-то там вылавливают: головастиков или другую мелкую живность. Но когда отряд без приказа бросился на них, Шурка успел вовремя крикнуть:
— Пленных не брать! Не нужно их больше…
Поэтому «кирпичи» удрали, и отряд вернулся без пленных, захватив только трофеи: пластмассовое ведерко и марлевый сачок.
— Ладно, узнаете! Скоро узнаете! — грозились «кирпичи», отбежав на безопасное расстояние, но Шурка на их угрозы не обратил внимание, а трофеями остался доволен.
— Выставим в штабе! — решил он. — Будем скапливать! Теперь «кирпичей» уменьшилось, начнем их громить на каждом шагу, и все трофеи у них позаберем! Теперь будет считаться не только пруд наш, но и озерки все, и лес, и речка, и что за речкой… Пускай не ходят!
Чтобы дать Кузе попастись на вольной лесной травке и рассмотреть трофеи, отряд устроил привал на первой попавшейся полянке, чуть отойдя от дороги, но в такой густой чаще, что даже Наташка ни за что бы его не нашла, вздумай идти искать.
Неутомимые разведчики, захватив для компании Кузю, ушли, ища, чего бы разведать, а остальные сидели просто так.
За время возни с пленной бойцы успели отвыкнуть от прежнего распорядка, а привыкли, чтоб и пленная тут находилась, везде заглядывала и командовала своим звонким голосом, без нее как-то не ладилось, и даже сам командир не знал, с чего начинать, за что приниматься первым делом, — вроде чего- то не хватало… Хотя, конечно, без Наташки в тысячу раз лучше!
— Хорошо, что ее не было… — бодрился Калиныч, рассматривая сачок. — Она не дала бы трофеи забрать! Скажет: они заслонку отдали, и вы у них не берите… А заслонку нельзя засчитывать: это взрослая вещь! За нее влетит! А сачок… Разве взрослые бывают с сачками и такими маленькими ведерками?
— Чего там! Не дает воевать — выдумывает! — сказал Шурка. — С ее затеями даже некогда командовать: то гусеницу ей лови, то змей, то еще что…
— А куда она делась? — спросил Дед, который не присутствовал при обнародовании секретного приказа № 00321.
— Отстранили!
И Шурка коротко рассказал, как происходило выдворение Наташки из плена.
— Эх, жалко… — вздохнул Дед.
— Чего тебе жалко?
— Да я ей гусеницу поймал! Ту, которая с рогом… Ох и страшная! Я ее палочками брал… Интересно, что из нее выведется…
— Сами выведем!
— Сами мы так хорошо не сумеем…
— Она и колючки хорошо вытаскивала… — добавил Перфишка, который без толку пытался вытащить у себя из локтя крохотную черненькую колючку, почти не видную глазом. — Ну-ка, у кого ногти длинные?
Все попробовали, но ухватить колючку никому не удалось, потому что ногти отстригали все в одно время, и они еще не успели отрасти как следует.
— Не видно, а колется, зараза… — сопел Перфишка. — Кто это придумал сразу у, всех отстригать? Хоть бы у одного оставили на всякий случай… Вот у нее ногти цепкие!
Отстригать ногти придумал сам Шурка и громко сказал, чтобы замять пустой разговор:
— Что теперь об ней говорить! Есть дела поважней! Теперь нужно думать, как получше «кирпичей» расколошматить, раз их мало!
— Да те небось скоро приедут… — продолжал сопеть Перфишка.
— А может, там останутся насовсем, откуда ты знаешь? Понравится им, они и не приедут! У меня у самого знаете сколько родни? И двоюродные братья и троюродные, и даже один племянник есть! И в Москве, и в Киеве, и в Днепропетровске — прямо тыщи у меня всяких родственников! Я уж своим сказал, чтобы всем письма написали: пусть сюда едут на лето! Тогда знаете сколько соберется? Да если еще вы своих вызовете, это сколько нас добавится? Но бойцы слушали невнимательно.
