четвереньки. В сумраке подвала он не различал людей, не знал где они, только чувствовал подошву на разбитом лице. Он опять завалился на бок и лежал, втягивая воздух сквозь сломанные кривые зубы. Вместе с воздухом он втягивал кураж и знал, что сейчас соберется и встанет. Сейчас. Вот сейчас он встанет. Я все смогу, сказал он себе. Три тени раскачивались над ним, делаясь все больше, все черней.
Расчетливый ум Семена Струева, который продолжал работать, даже когда тело умирало, сказал ему, что еще можно победить. Нет такой ситуации, которую нельзя было бы изменить. Случайностей нет. Нельзя проиграть случайно. Любой случай можно вывернуть наизнанку и переиначить. Любую неудачу можно выправить до правильной истории. Судьбу можно изнасиловать. Подумаешь, упал. Встану. Кровь толчками выходила у него изо рта: накапливалась в гортани и выплескивалась через разломанные зубы. Гордость и сознание избранности всегда обманывали Струева; обманули они его и на этот раз. Ему все еще казалось, что достаточно неколебимой уверенности в победе — и можно победить. Ничего, сказал он себе, это пустяки. Сейчас я встану. Лежа ничком, сломанный и раздавленный, он по-прежнему считал себя победителем, то есть тем, кто распоряжается ситуацией и может повернуть ее так, как захочет. Если кто- нибудь придет сюда, думал Струев, ему будет трудно справиться сразу с тремя. Значит, одного я должен еще свалить. Вот этого, с ребристой подошвой. Еще немного терпенья. Еще немного. Они не ждут удара. А я могу все. Давай, поднимайся. Он медленно подтягивал колени к животу.
Человек, стоявший над Струевым, тот, что бил струевской головой о свое колено, а потом пинал его в лицо, крупный мужчина с висячими усами, по кличке Сникерс, смотрел сверху вниз на то, что еще оставалось от Семена Струева. Он наблюдал, как полуживой человек копошится у его ног, как медленно подбирает колени к животу, как шарит по полу рукой, ища опору. Он решил позволить Струеву встать на колени и уже потом бить ногой по голове, и, приготовившись к хорошему удару, к настоящему, окончательному удару, отставив немного назад ногу, Сникерс терпеливо ждал.
И сам Струев понимал, что его сейчас ударят, дадут встать на колени — и ударят. Я выдержу, подумал он. Пусть бьет, этот удар я пропущу. Я всегда пропускаю первый удар — мне не жалко. Что мне его удар? Пустяки. Если ты по-настоящему силен, ты можешь пропустить удар. Он всегда давал другим этот совет, посоветовал так и себе. Я выдержу этот удар, думал он, а потом прыгну, не дам ему опомниться. Я успею, думал он, я всегда был быстрее всех. Они не знают, сказал он себе, что я все могу. Они не ждут, что во мне остались силы. Никто не знает, сколько во мне сил. Тело не слушалось его, но он терпеливо собирал свое тело по частям: подтягивал ногу, сгибал руку. Ничего, что медленно, думал он, в последний момент я прыгну. Он упирался щекой в пол подвала и втягивал воздух сквозь сломанные зубы. Все решается последним рывком. Вот сейчас я прыгну, думал он, еще немного. Кровь выливалась у него изо рта, и жизнь выходила из него. И одновременно с тем, как жизнь толчками, сгустками выливалась из Струева, как силы безвозвратно выходили из его тела, сознание его прояснилось совершенно, и он отчетливо видел свою задачу, и план действий был ясен. Теперь пора. Как обычно стремительный, он подтянул левую ногу к животу, а тот человек, что стоял сверху, видел, как медленно и жалко тащится по полу сломанная нога. Пора, сказал себе Струев. Он еще раз втянул в легкие соленый от крови воздух. Привычное чувство победы собралось в нем, он сжал кулак. Пора.
Три тени нависли над ним. Неожиданно появилась четвертая. Из темноты ступила фигура, длинная, худая, с большими руками, и глухой голос произнес:
— Вы ко мне?
Александр Кузнецов шагнул вперед и протянул к Сникерсу свои страшные руки.
45
Настоящее искусство можно опознать по тому воздействию, какое оно оказывает на зрителя. Настоящее искусство — это такое, которое проникает в сердце и душу, заставляет переживать. Лев Толстой определял это свойство через термин «заражать». Зритель испытывает волнение, он сопереживает мыслям и чувствам, что в произведении явлены; несомненно, существуют переживания такого рода, которые делают человека лучше. Если переживания касаются нравственности, совести, ответственности, правды — а искусство способно провоцировать такие переживания, — то такого рода переживания развивают ум, укрепляют душу, врачуют сознание. Все великие картины, известные человечеству, производят именно этот оздоровительный эффект. Укрепление души есть неоспоримый критерий подлинности искусства — и, если произведение ему не соответствует, значит, оно не выполняет обязательной своей задачи. Следует отметить, что вторая половина ушедшего столетия не пользовалась данным критерием.
Изделие может быть любопытным, развлекательным и декоративным — но никак не воздействовать на душу и сердце. Такое изделие не имеет отношения к гуманистическому искусству. Существует также иной критерий, его сформулировал мой отец. Философская система, им созданная, учит следующему. Произведение искусства содержит код бытия, проект жизни. Идеи сострадания и любви, феномен свободы, история мысли и духа — все это сконцентрировано в произведении искусства, закодировано в нем — наподобие того, как в двойной спирали ДНК содержится генотип человеческой личности. В сжатом виде в подлинном произведении искусства присутствует, таким образом, вся история человеческого рода. Даже если случится катастрофа, и род человеческий прекратит существование, произведение искусства может быть использовано для того, чтобы восстановить историю — то есть воскресить людей. Иными словами, произведение искусства обладает такой эманацией духа, которая способна творить природу, и великий проект обладает силой оживлять материю. Это и есть предназначение искусства — обусловить новую эволюцию, на иных основаниях, не материальных, но духовных. Это и есть та гарантия, которую дает искусство миру, — обещание новой жизни, более справедливой и гуманной. В этом именно состоит проект всемирной истории. Ради этого работает художник.
Глава сорок пятая
ЖИВОПИСЬ
Повествование подошло к концу, пришла пора Павлу Рихтеру сознаться в своем авторстве. С упорством средневекового хрониста я фиксировал события последних лет, прилежно описывал характеры и страсти, старался не ограничиваться описанием собственных мыслей. То, что случилось со мной, с временем, с нашей страной, требовало понимания и описания — я постарался рассказать об этом, как умею. Некоторые вещи я представлял хорошо, другие приходилось додумывать, я старался рассказать про то, что случилось со всеми, про общую беду, и пусть простят мне те, чье горе я не сумел описать должным образом, за чью беду я не смог ответить так, как следовало.
Происшедшее должно быть описано, я знал это твердо, однако описаний не появлялось. Могло случиться так, что события забудутся, причины, их породившие, сотрутся в памяти, история умеет чисто заметать следы. Допустить это было невозможно. Хранителем памяти и ответственным за время может стать любой: то, что основной род моих занятий — живопись, не казалось мне препятствием для работы. Я начал писать эту хронику потому, что не отделяю занятий рисованием от занятий литературных: цель у того и другого — одна, более того, происхождение этих занятий родственно. В основе рисования, как и основе бытия вообще, лежит слово. В начале было Слово, говорит Завет. В дальнейшем из единого цельного слова образовались философия, искусства и ремесла, оно оказалось расщепленным на разные направления деятельности, но общий смысл деятельности, эйдос — пребудет неделимым. Чем бы ни являлось изначальное библейское Слово — делом, силой или мыслью, — за ним общее животворящее начало. В числе прочего это определяет возможность понимания всякой деятельности исходя из общего смысла. Всякая деятельность может быть осознана и должна быть описана. Если что-то неясно (в какой бы сфере бытия это ни происходило), следует найти для этого явления простые слова. Слишком часто действительность прибегает к обману, объявляя профессиональные манипуляции политиков, историков, художников, экономистов недоступными простому пониманию и обыкновенным словам. Многое из того, что
