нравоучительную теледраму в двух сериях, которую будут показывать два вечера подряд. В основу постановки ляжет судебный процесс. В понедельник – роман Джун с убийцей Кахане. Во вторник – блестящая работа Сьюзен Эйвери. Игра в кошки-мышки и все такое займет добрых полчаса экранного времени. С чего они начнут? Гриффин бы начал с образа Кахане. Как они поставят первую встречу с Джун? Что будут думать присяжные? Придется показать, как он встречается с Джун до убийства Кахане. Ему также придется переспать с Джун до убийства. Джун звонит сказать ему, что Кахане уехал в кино. Поездка в Пасадену – включат ли эпизод в японском баре? Может выйти неплохая сцена, подумал Гриффин, хотя, вероятно, слишком утонченная для телефильма. А кто будет исполнять роль Гриффина? Майкл Дуглас? Вэл Килмер смотрелся бы потрясающе, подумал Гриффин, он мог бы сыграть офисного политика, подхалима, манипулятора. А может быть, Джон Малкович. Он бы сыграл параноика. А если расскажут все, как было, начиная с открыток? Не запутаются ли? Если Гриффин совершил убийство из-за любви, тогда не вписываются открытки. Если Гриффин убил, потому что сошел с ума, тогда не вписывается страсть. И как будет актриса играть Джун – как если бы та была невиновна или виновна? Ужасный момент, когда Джун арестовывают, а она не понимает, в чем дело. Когда снимают отпечатки ее пальцев и фотографируют. Когда ее сажают в камеру, пока ее друг или отец не внесут залог. А первый разговор с Гриффином? Его тоже выпустят под залог? Нет. Поскольку они уже один раз уехали из страны, рисковать не станут. Залог будет или таким большим, что никто не сможет его внести, или в залоге будет вообще отказано. Когда же они увидятся? Естественно, у них будут разные адвокаты и разные стратегии, поэтому они не увидятся до суда, если, конечно, их будут судить вместе. А если их будут судить по отдельности, он, возможно, вообще никогда ее больше не увидит. Если в телефильме расскажут правду о преступлении, станет ли известно о стрельбе в переулке? Конечно. Полиция узнает все.
Узнают ли они, кто посылал открытки?
Что сделает Автор, когда Гриффину предъявят обвинение в убийстве писателя? Он все поймет, как только открытки появятся в суде или о них расскажут в новостях. Может быть, ему даже поручат написать сценарий. Нет. Как только станет известно об открытках, на него начнется охота. Он прославится как никчемный писака, который довел руководящего работника до убийства. Найдутся ли люди, которые примут его сторону в его личной войне с Гриффином? Гриффину пришла на ум спасительная мысль: он может доказать, что угрозы Автора открыток переросли в прямое насилие. Была стрельба в переулке. Но об этом никто не знал, кроме Гриффина и полиции Беверли-Хиллз. Должно быть, установили, что битое стекло в переулке было от «мерседеса», а у Гриффина сохранилась квитанция из автомастерской. Естественно, возникнут новые проблемы. Почему он сразу не заявил в полицию, что в него стреляли? И правда – почему? Как можно установить связь между стрельбой в переулке и Кахане? Гриффин не помнил, какая у него тогда была причина. Возможно, он опасался, что Уолтер Стакел мог установить такую связь. Но как и каким образом? Убитый писатель и голливудский воротила, в которого стреляли в переулке. Выведать все будет не так уж и сложно, лучше ничего не говорить. Если бы его спросили; почему он ехал по переулку, он мог бы сказать, что хотел срезать путь, что направлялся на бульвар Санта-Моника, который был в четырех кварталах на юг, но потом передумал и вернулся на Сансет. Нет. Им бы не понравился такой ответ. Если человек, в которого стреляют, не заявляет в полицию, значит, ему есть что скрывать. Если он попытается соврать, его станут спрашивать об открытке, которую ему принесли в отеле Беверли-Хиллз. Как они узнают об этой открытке? Они побывают в отеле, чтобы выяснить, не было ли у него с кем-нибудь стычки.
Гриффин смотрел на мексиканских полицейских, на торговцев, на туристов, на море, на прогулочное судно, на тучи. Он совершил слишком много ошибок. Он слишком много лгал. После первой открытки, нет, после третьей открытки с угрозой смерти он должен был сразу бежать с ней прямо к Уолтеру Стакелу, прямо к Левисону. Он должен был просить помощи. Не надо было ему беспокоиться, как открытки отразятся на его работе. А теперь показывать открытки было уже слишком поздно.
А что, если у Автора не окажется алиби на вечер, когда был убит Кахане? Как бы так сделать, чтобы в убийстве обвинили его? Нет, невозможно. Это была безнадежная мысль, и Гриффин ее устыдился.
Пляж почти опустел. Торговцы ушли. Несколько подвыпивших парочек сидело в баре под соломенной крышей в ожидании заката. Мексиканский полицейский ушел. Когда он исчез? Гриффин встал, и у него закружилась голова. Он собрал полотенце, шлепанцы, журналы. В комедийном фильме такие детали были бы призваны рассмешить зрителей или, по крайней мере, охарактеризовать персонаж как мелочного человека, которого не стоит воспринимать серьезно. Гриффин шел в номер, ненавидя себя, жалея себя и ненавидя себя за эту жалость. Он так много работал, что у него не было времени или необходимости задуматься о своем эмоциональном состоянии. Может быть, именно поэтому он не брал отпуска так долго. Он боялся задуматься над тем, что он собой представляет. Автор вряд ли бы это понял и не поверил бы, что у Гриффина, как у любого другого, имелось подсознание, обычный сточный колодец.
Джун окликнула его с балкона, когда он шел через садик к их корпусу:
– Для тебя есть сообщение.
– Только не это, мы здесь не пробыли и шести часов.
– Это от твоего адвоката.
– Сейчас поднимусь.
Прежде чем постучать, он выдохнул и медленно вдохнул. С трудом заставил себя улыбнуться и постучал. Джун открыла дверь, на ней были светло-коричневые шорты и белая футболка. Колени и голени покраснели от солнца, но на ожог было не похоже. Она протянула ему записку, но он знал номер телефона. Он набрал оператора, и она моментально его соединила. Его раздражало то, что ей не надо было спрашивать номер, а потом перезванивать. Чтобы оставаться в здравом уме, ему была нужна иллюзия расстояния.
Он поговорил с секретаршей адвоката. Тот уже ушел.
– Вы не знаете, зачем он звонил?
– Нет, Гриффин, извините.
Связь была превосходной, секретарша могла с таким же успехом говорить с первого этажа отеля. «Что это, волоконная оптика? – спросил он себя. – Не надо сейчас об этом думать».
– Он хочет, чтобы я срочно вернулся?
– Не думаю.
– Он не оставил никакого сообщения на случаи, если я позвоню?
Он заметил, что Джун наблюдает за ним. Нужно успокоиться. Он выдохнул еще одну порцию воздуха, отравленного несчастьем.
– Гриффин, вы в отпуске. Позвоните ему завтра.
Гриффин никак не мог запомнить ее имя, а она всегда говорила с ним так раскованно.
– Все в порядке?
– Гриффин, вы в Мексике, пойдите напейтесь.
Почему-то некоторые секретарши держались с ним запанибрата, изображая мудрых сестер. Он знал, что ей известна причина звонка, но, несмотря на все дружелюбие, она не была другом, а была женщиной, которая дорожила своей работой и потому никогда бы ему ничего не сказала. К тому же он не мог запомнить, как ее зовут. Он попрощался. Она сказала: «Адьос».
Он положил трубку.
– Что ему было нужно? – спросила Джун.
– Не знаю. Он уже ушел.
– Думаешь, это что-то важное?
Ей хотелось, чтобы это было что-то важное. Ей нравилось, что длинная рука кинобизнеса могла легко достать его в любой момент в любом месте. От этого ее выходные становились еще интереснее, а он еще значительнее.
– Я не вернусь до понедельника. – Он снял резиновые шлепанцы. Когда он встал, через балкон увидел сад. Там стоял полицейский, который следовал за Джун. Он курил, прислонившись к пальме. – Дай-ка я приму душ, – сказал он, – а потом пойдем смотреть город.
Глава 16
На ней было белое вязаное платье из хлопка. Гриффин бы назвал такую ткань джерси, но не был уверен. Она надела серебряные сережки, купленные на пляже. Он не знал, как назывались ее духи, но это был аромат цветов и юности. У Бонни Шероу духи были тяжелее. Почему он не знал названий духов? Он полагал, духи Бонни были изысканнее, чем у Джун, но его часто радовали обычные простые вещи. Это
