— Та-ак, теперь задумайтесь, представьте — у вас то же, что и по приходе, состояние насыщения — меньше — больше? Не появилось ли чувства сытости?
— Нет, не появилось, — сказал я.
— Прекрасно, подчеркиваю — «не появилось».
— Что же здесь удивительного, — сказал я. — Ваш «Восторг» и не должен насыщать, если я верно понял рекламу.
— Это-то мы и изучаем, так ли оно на самом деле.
— А я, пожалуй, несколько даже голоднее в сравнении с тем, как я себя чувствовал, когда пришел сюда, — сказал я. Она, честно говоря, начала слегка раздражать меня.
— Как-ак? «Восторг» в худшем случае может все же насытить, но не увеличить чувство голода!
— Вам не сказали в вашей фирме, — заметил я, — что очень сытый человек через несколько часов после принятия пищи снова способен испытывать чувство голода? Так, знаете ли, бывает в жизни…
— Нет, не сказали, — ответила она. — Далее. Простуды после «Восторга» не чувствуете, горло не болит?
— Нет, не чувствую, не болит.
— Подчеркиваю, — сказала она.
— Пожирнее, — сказал я.
— Что?
— Ничего. Это шутка, — сказал я.
— Я на работе, — сказала она. — Не мешайте подчеркивать.
— Значит, на мне ваша фирма испытывает «Восторг»?
— Да.
— А я от вас испытываю восторг.
— Мой домашний телефон, — сказала Алиса, — двести шестьдесят два — сто сорок девять — четыреста двенадцать — сто пятьдесят девять восемь нулей сто, добавочный «один». Сосредоточьтесь, добавочный — «один». Запомнить легко — «один».
О, как меня злило, что она, абсолютно похожая на Натку, такая же длинноногая, гибкая, лицо — как две капли воды, совсем, совершенно, ну, абсолютно не Натка! А вдруг Натка, на самом деле, если приглядеться, тоже такая? Нет, нет, не верю!
— Звоните после шести. Все обсудим.
— Например, — сказал я, — что вы не понимаете шуток? Это?
— Можно и это, — сказала она. — А потом сходим в кино, на Дину Скарлатти. (Вдруг мне показалось, что голос ее слегка потеплел, чуть-чуть.) У меня прическа, как у Дины Скарлатти, правда, недурная? Нравится? Ну!
— Вот видите, Алиса, — сказал я. Черт возьми, а вдруг это все-таки Натка, Натка, которая ненадолго заблудилась в сумрачных дебрях фирмы «Детский мир» и просто временно привыкла к другому, фирменному имени. — Видишь, Алиса, — продолжал я. — Можно, хоть и немного, но и на работе поболтать.
— Итак, — сказала она. — Чувства насыщения у вас нет. Простуды нет. Попробуйте поесть «Восторга» еще.
— Мне не хочется, — сказал я вяло.
— Но ведь помех нет. Я подчеркнула, что нет.
— «Подчеркнула» — «не подчеркнула», какое это имеет значение?! — Опять я готов был взорваться. — Сказано — не хочу.
— Фирма не настаивает, но нужно попробовать еще.
— А я не хо-чу! Я — против!!! Что значит, нужно?! Вы понимаете, фирма, что это…
— Алиса, — поправила она.
— Алиса, вы…
— Все верно. Фирма не настаивает. Так. Что у нас дальше? Ах, да! Может быть, причинные каналы отказа — иного толка? Здесь перечислено: «общее недомогание до поглощения», «общее утомление до поглощения», «чрезмерная сытость», «постоянная склонность к задумчивости»…
— Да, — сказал я. — Постоянная склонность к задумчивости. — Но она не обратила внимания.
— «Постоянные идеи», «внезапно возникшая идея».
— Да, внезапно возникшая идея.
— «Врожденное отвращение к мороженому».
— Во! Во! Вот это! Она очнулась.
— Но ведь не отвращение к «Восторгу»? — сказала она, вдруг улыбнувшись, как на рекламном листке «Пейте морковный сок «Нега».
Напугать бы ее, подумал я, так бы и осталась с этой улыбкой.
— Трудно, что ли, повторить? — сказала она капризно и жутко симпатично: на секунду передо мной мелькнула Натка.
— Бог ты мой, — сказал я. — Неужели ваша фирма не понимает, что эти самые причины иного толка не важны, что причина отсутствия желания поглощения (ну и речь — работать бы мне в их фирме) не в перенасыщении и не в простуде; с другой стороны, если причины иного толка и влияют на падение или рост спроса, то фирма ни проконтролировать их как следует, ни тем более устранить не сможет! Понятно?
— Итак, я подчеркиваю причину.
Я испугался, что умру.
— Ладно, — сказал я, скрипнув зубами. — Ладно. Я назову. Придется вписать, она там не названа.
— Я впишу.
— Не боитесь, а? — спросил я тихо, голосом змеи. — Ну, так вот. С того момента, как я перестал поглощать «Восторг», я ужасно хочу, как бы это сказать… ну, пи-пи! Понятно?!
Я произнес это, уже чувствуя, как это дико стыдно — так говорить девчонке, но это ощущение тут же прошло, потому что она и глазом не моргнула, все, что я сказал, молча записала, после встала, вежливо поблагодарила меня за беседу и добавила:
— Пойдемте со мной на второй этаж, туалет там, возле кабинета директора.
Мы вместе поднялись наверх.
— Скажите, Алиса, — спросил я. — А можно отсюда попасть в парк? Я хочу уйти.
— Запросто, — сказала она. — Вон туалет, а вон лестница вниз, на выход. Прощаюсь. Звоните двести шестьдесят два — сто сорок девять — четыреста двенадцать — сто пятьдесят девять восемь нулей сто, добавочный «один».
То ли оттого, что она вдруг, на секундочку, улыбнулась опять человеческой, не морковной улыбкой, то ли оттого, что кошмар «Восторга» кончился и я был свободен, — я сам для себя неожиданно чмокнул ее в ухо и пулей вылетел в парк. Через секунду я был уже в своей «амфибии».
Я взмыл в небо и только тут увидел (откуда вдруг взялась?!) висящую между мной и стеклом переднего обзора маленькую, на резиночке (терпеть всего этого не могу: разных там рыбок, медвежат, куколок…), игрушку: Натка — не Натка, эта самая Алиса, потрясающе похожая, улыбающаяся, в фирменном детскомировском костюмчике со значком, на котором мелко-мелко было написано сверху: «Ешьте мороженое «Восторг» фирмы «Детский мир», а снизу: 26214941215900000000100 доб. 1. Целую, как ты меня только что. Твоя Алиса».
И пока я, доведя мою «амфибию» до дрожи, выжимая из нее последние силенки, мчался в темнеющем небе, а эта Алиса вертелась и раскачивалась у меня перед глазами, я с нарастающим ужасом и холодком в загривке все больше и больше приходил в панику оттого, что поцеловал ее в ухо.
Я проснулся весь в холодном поту, с мерзким чувством своей измены Натке.
Пока я приходил в себя, откуда-то (как она почувствовала, не знаю) вдруг появилась мама; она летала надо мной, порхала, то взмывая высоко вверх и открывая лившийся из окон холодный скучный осенний солнечный свет, то возвращаясь ко мне и закрывая его.
Она сняла с моего запястья (когда она надела — я не знал) раскаленный от моего тела браслет Горта; защелкали телефонные клавиши; температура такая-то, давление такое-то, состояние сердца такое-то, столько-то лейкоцитов в крови и т. д. и т. п. — она диктовала в поликлинику показания счетчиков
