Розовый Меркурий

пошлет мне это ожерелье со своим доверенным лицом. Я должен продать вещь примерно за эту цену, а на вырученные деньги закупить пушки и амуницию и организовать их доставку к ин­дийскому побережью. Там уже сторонники освобождения Индии позаботятся о дальней­шем. Что, мол, он полностью доверяет мне, больше, чем кому бы то ни было в мире. Ведь пять лет назад, когда он был девятилетним мальчиком, я также доверился ему, и единст­венный из тысяч читателей, прочитавших его объявление в английском фи­ лателистическом ежемесячнике, послал ему на обмен марки. На этот раз он впервые под­писывался: Трибхубана Бар Бик-рам Янг Бахадур, Махараджа Хайдарабадский.

Вы, конечно, понимаете, сударь, что у меня закружилась голова от этого письма. И не без причины. Парень, которому я писал неучтивые филателистические проповеди, ока­зался индийским махараджей! Больше того, он намерен послать мне жемчуг стоимостью в десять миллионов фунтов! Я, получавший тогда восемьдесят крон в месяц, должен осуществить денежную трансакцию десятимиллионного (имейте в виду, в фунтах) ожерелья на пушки и шрапнель, о которых я не имел ни малейшего представления, не знал даже, как они выглядят! Обратите внимание, я, не больше чем хороший писарь, удостоен доверия короля, который будет воевать с Великобританией! Если бы я вздумал отсчитать себе че­стные, скромные, самые незначительные комиссионные за это, то стал бы одним из круп­ных богачей в Праге. И наш директор будет снимать, увидев меня, шляпу, когда узнает, что я — самый солидный заказчик Крупна или, черт его знает, кто тогда производил эти пушки!

И все же, мой друг, когда кто-нибудь коллекционирует марки с шести лет, он при­учается, прежде всего, рассудительно мыслить, упорядочивать все. Собирание марок при­учает к степенности, и я могу сказать, что уже тогда — сколько же это было мне? да около двадцати трех, наверно! — я был для своих двадцати трех лет благоразумным человеком.

Возможно, кто-нибудь другой встретил бы предложение махараджи иначе, чем я. А мне и в голову не пришло, что мне представляется возможность попользоваться какой-нибудь из этих жемчужин, что я мог заработать громадные деньги при этой сделке. Преж­де всего, я сказал себе, что было бы отвратительно провести этого мальчугана, лишив его прекрасной коллекции драгоценностей, пусть речь идет лишь о жемчуге, и я обязан поза­ботиться, чтобы парнишку не надул кто-то другой. Вот это и называется коллекционер­ской совестью, и, заметьте себе, не у каждого она имеется.

Я представлял себе этого мальчика кофейного цвета, в белом тюрбане, как он сидит где-нибудь в углу своего дворца, играет с неограненными рубинами и изумрудами или поглаживает прирученного леопарда и обучает его приносить расшитые золотом и алма­зами домашние туфли. И такой беспомощный мальчик задумал начать войну против са­мой большой державы в мире! Я снова и снова продумывал это и, наконец, решил: четыр­надцатилетний индийский принц, возможно, уже не ребенок, каким бы он был, если бы рос в нашем климате, и, возможно, что он не играет уже в кубики из изумруда и топазов, а у него уже усики, полдюжины жен, какие-то дети, армия баядерок и охота на тигров — и все же он не отличается от всех четырнадцатилетних мальчишек во всем мире. Вот и мои школьные товарищи, прочитав какие-нибудь книжки о Робинзоне или об индейцах, соби­рались сбежать на необитаемый остров или в американские прерии, но только не я. Уже тогда я вооружился против этих идей — и все благодаря своей, воспитывающей порядок страсти к маркам. И у мальчишки на троне это также не что другое, как жажда приключе­ний, доказывающая, что он еще не настоящий филателист.

Решив отговорить его от этой сумасшедшей идеи, я написал ему письмо не как ко­ролю, а как обыкновенному гимназисту четвертого класса, как мальчишке, так, чтобы он сумел понять меня своим четырнадцатилетним умом.

Я начал с того, что борьба против Великобритании — безумие. Пусть он хорошень­ко рассмотрит марки в своем альбоме и увидит, как Британия на самом деле велика. Своими колониями она утвердилась во всех частях света и вдобавок на бессчетных остро­вах. Писал, что у меня 76 страниц ее марок, и, по правде сказать, они мало интересуют меня, потому что обыкновенный коллекционер сразу тонет в их огромном количестве. Я не знаю, сколькими странами Британия представлена в его коллекции, но ручаюсь, что если она не составляет существенной части его альбома, то он собирал очень нерадиво. И, главное, пусть он не надеется, предпринимая этот шаг на остальную Индию. Мы знаем туземных правителей, заботливо защищающих свое право издавать собственные марки. Но он хорошо знает, что многие из них уже отказались от этого права. В конце концов, он потерпит неудачу, Англия победит, и в Индии будет меньше на одно государство, имев­шее до сих пор свои интересные марки, их заменит индийская почта своими будничными марками с физиономией правителей Великобритании.

Так я писал. Вы меня поняли? Но послушайте, чем все это кончилось.

Прошло немного времени, и я получаю от парня разумное письмо. Что, мол, никакой другой совет, даже самых старейших советников отца, также пробовавших отговорить его от задуманного намерения, столь сильно не убедил его, как именно мой. Он согласен со мной, и я — самый мудрый человек в мире. А затем он попросил меня посмотреть проб­ные оттиски марок с его портретом, который он решил по этому случаю издать. Гравиро­вал их для него индийский гравер Абдул Ганг, и они отметят новую эру в мире индийской туземной почты.

Я, конечно, сунул эти оттиски в свою коллекцию, одобрил и похвалил его решение.

Смотрите, вот они, эти марки. Он выглядит на них ребенком. Я ошибался, когда ду­мал, что у него уже усы и баядерки. Видно, я был ближе к истине, когда представлял его себе играющим в кубики из ониксов и сердоликов. А на шее, взгляните, что у него на шее. То самое коронационное ожерелье из красивейших жемчугов в мире, и стоят они не меньше десяти миллионов фунтов стерлингов!

Ну, вот я поведал вам все. Собственно, этот парень только внушает себе, что я явил­ся для них каким-то спасителем. Но думаю, что, вероятно, он правит не глупо. Видите ли, когда он в то время вместо того, чтобы со своими поддаными совершить самоубийство, начав войну против Британии, издал марку со своим портретом, меня взяла оторопь. Ну, думаю, филателист на троне, боже храни коллекционеров! Вот, будут теперь выпускать в Хайдарабаде каждую минуту новую марку! А на самом деле этого не произошло. Никаких новых изданий, никаких спекуляций, никаких надпечаток и благотворительных или юби­лейных серий. Вот только эта, авиационная. Не скажите, и на троне филателист остается филателистом.

А теперь дайте-ка сюда это письмо. Там, на обороте, я набросал себе, сколько у меня отсутствует марок старой Дании.

Этот рассказ Крала имеет уже тридцатилетнюю давность. А сама история произошла еще на двадцать пять лет раньше. Значит, давненько все это было, да и вообще все сказоч­ные истории повествуют о былом, а не о нашем времени. Крал рассказывал ее немного элегическим голосом, как положено рассказывать о событиях молодости, к которым нель­зя больше ничего прибавить. Мне думается, что я при его повествовании восхищался больше всего тем — а он именно поэтому рассказал мне свою историю, — как он мело­чью, простой чисто филателистической притчей спас тогда индийскому князю его владеньице, а Индию предохранил от кровопролития…

Но только… Сегодня ко всему этому придется кое-что добавить. Тридцать и два­дцать пять лет прошло. Перевернем страницы истории этих пятидесяти с лишнем лет и откроем книгу судеб, толстую филателистическую хронику, например каталог почтовых марок Зенфа на текущий год. Найдем в нем раздел «Индия». Просмотрим его. Что же мы с вами увидим? Что увидел бы господин Крал? А то, что сегодня нет уже в Индии марок с головами британских властителей! Нет и загадочных экзотических марочек разных тузем­ных княжеств. Значит, мы, согласно всеведущему и непогрешимому каталогу, делаем вы­вод: теперь Индия издает для себя собственные марки, потому что она избавилась от британской почты и владычества, она свободна. Она демократизировалась и отняла у бывших королей и махараджей их особую привилегию печатать марки.

Итак, сегодня выходит, господин Крал, что вы дали этому парню неправильный со­вет. То, что он тогда хотел попытаться сделать, исполнилось на полвека позднее. Индия свободна. Случилось и то, от чего вы хотели его уберечь: он потерял свое сказочное цар­ство и право издавать марки.