Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

— Ничего, сэр, — искренне ответил я.

— Тогда почему же я не вижу света? Я не вижу света, — проворчал он. — Я должен увидеть твои пазухи, но я ничего не вижу.

— У меня с детства заложен нос, — объяснил я, — и никакие средства не помогают.

— Господи! — поразился доктор. — Ты должен обратиться к специали­сту. Я не могу взять на себя такую ответственность. Твои пазухи выглядят, как… как… как Черная Дыра Калькутты!»

Джеральда отправили к доктору Маджилликадди, квалифицированно­му отоларингологу, который не занимался никакими глупостями.

«Сидя за огромным столом, он внимательно прочитал мою историю бо­лезни, время от времени сурово посматривая на меня бледно-голубыми глазами.

— Подойди сюда, — ворчливо произнес он. В его речи сильно чувство­вался шотландский акцент.

Доктор снова засунул фонарик в мой рот. Какое-то время он молчал. потом издал глубокий, прочувствованный вздох.

— Господи боже мой, — сказал он. — Никогда не видел ничего подоб­ного. У тебя там темно, как в Эдинбургском замке. Если кто-нибудь захо­чет вычистить эти пещеры, им придется вызывать экскаватор!

Он вернулся к столу, сел, сцепил пальцы и посмотрел на меня.

— Скажи мне честно, парень, — сказал он, — ты не хочешь идти в ар­мию, флот или в авиацию, не так ли?

В этот момент я понял, что спасти меня может только правда.

— Нет, сэр, — ответил я.

— Ты трус?

— Да, сэр, — без запинки отрапортовал я.

— Я тоже, — кивнул он. — Но я не думаю, что им пригодится трус, у которого нос похож на ущелье Чеддер. Убирайся, парень.

— Спасибо, сэр, — ответил я и направился к двери. В дверях я услы­шал прощальное напутствие доктора:

— И не стоит себя недооценивать — чтобы признать себя трусом, тре­буется немалая храбрость. Удачи, парень!»

Вскоре Джеральд получил извещение о том, что он не годен к военной службе, но может послужить родине иначе. У него было два варианта. Он мог пойти работать на фабрику, производящую амуницию, или работать на земле. Естественно, Джеральд выбрал работу на земле. «Это означает какую-нибудь ферму?» — поинтересовался он у клерка в Трудовом отделе. В его воображении уже возникла ферма с овцами и коровами, с огромны­ми полями, засаженными капустой и кукурузой. «Естественно, — фырк­нул клерк. — Меня это не интересует. Там вечно воняет какой-то гадо­стью!»

Итак, Джеральд оседлал свой велосипед и отправился на поиски иде­альной фермы. Ему повезло. Он нашел школу верховой езды к северу от Борнмута, где держали нескольких коров. Мистер Браун, владелец школы, был маленьким, кругленьким, краснолицым мужичком, с дрожащим голо­сом. Он жил со своей матерью и никогда не надевал ничего, кроме жокей­ского костюма. Этому лилипуту Джеральд должен был показаться настоя­щим великаном. Джеральду предстояло убираться в конюшне и ухаживать за двадцатью двумя лошадьми и устраивать примерно шесть верховых про­гулок в день. Мистер же Браун в благодарность должен был сообщить вла­стям, что Джеральд работает на ферме. Этим Джеральд Даррелл и зани­мался до конца войны, совмещая верховые прогулки с английскими дама­ми с уроками верховой езды для американских пехотинцев, с детства мечтавших стать ковбоями.

Вспоминая это бесцельное, но идиллическое времяпрепровождение, Джеральд испытывал определенную ностальгию с примесью романтиче­ской мифомании. Он вспоминал очаровательных женщин, приезжавших на ферму, чтобы научиться верховой езде. Тут дело было не в его собствен­ной привлекательности и не в искусстве обольщения. Романтическая об­становка, уединенность и волшебство окрестных лесов содействовали лю­бовным увлечениям. Это было, как романы на корабле. Любовные при­ ключения свершались сами собой — настолько далеки они были от повседневной жизни, от обязанностей дома и семьи (по крайней мере, так казалось в те несколько часов, что они проводили вместе). Наиболее про­должительным оказался роман с Джин Мартин, очаровательной простуш­кой, работавшей в конюшнях Брауна. Но Джеральд проявил себя настоя­щим рыцарем. Он ни разу даже не поцеловал Джин, ограничившись клят­вой в вечной любви.

Вскоре Джеральд завел собственную лошадь и назвал ее Румба. В сво­бодное время он уезжал на ней в тихие и пустынные сосновые леса. Дже­ральд по-настоящему подружился со своей лошадью. Он мог часами чис­тить ее, рассказывая о своих мыслях, читая стихи, вдыхая аромат самой природы. Лошадь хорошо запоминала привычные маршруты. Она часто привозила замечтавшегося седока к его любимому пабу, расположенному в лесу, и отказывалась двигаться с места, пока он не выпивал пинту эля «на дорожку».

Месяцы шли за месяцами. Джеральд не считал, что уклоняется от во­енных обязанностей и предает свою страну. Какую страну? Он никогда не считал Англию своей родиной, она не была для него даже приемной мате­рью. Неудивительно, что он не испытывал никаких патриотических чувств. Отвращение к войне было в Джеральде столь велико, что он просто не осознавал, что Англия воюет не только за себя.

Наконец пушки в Европе умолкли. Это случилось в мае 1945 года. Обя­занности Джеральда перед Англией были исполнены. Через несколько не­дель он сделал первые шаги к исполнению своей заветной мечты. Много лет назад, еще до Корфу, он твердо решил, чем хочет заниматься в жизни. Сначала он станет путешествовать, собирая зверей для зоопарков, а затем организует собственный зоопарк. Оба намерения были весьма необычны и довольно трудны для исполнения. Оба требовали серьезных навыков, кото­рыми Джеральд в 1945 году никак не обладал. Позже он писал: «Я понял, что если хочу добиться исполнения своей мечты, то должен получить навы­ки обращения не только со скорпионами и морскими коньками». У Дже­ральда оставался единственный выход — получить работу в зоопарке.

«Решив так поступить, я сел и написал, как мне казалось, весьма скромное письмо в Лондонское зоологическое общество, которое, несмотря на войну, по-прежнему обладало крупнейшей коллекцией животных, со­средоточенной в одном месте. К счастью, я не осознавал чудовищности сво­их амбиций и откровенно изложил свои планы на будущее, намекнув, что я — именно тот человек, которого они всегда стремились нанять. Затем задал совершенно конкретный вопрос: «Когда я смогу приступить к исполнению своих обязанностей?»

Естественно, такое письмо должно было попасть туда, где ему было место, — в мусорную корзину. Но, к моему счастью, оно попало на стол к добрейшему и культурнейшему человеку, Джеффри Веверсу, директору Лондонского зоопарка. Очевидно, нахальство моего письма показалось ему интересным, и, к моему удовольствию, он написал мне, предлагая при­ехать на собеседование в Лондон. Во время собеседования, поддавшись мягкому обаянию этого человека, я изложил все, что знал о животных, о собирании животных и о собственном зоопарке. Не столь добрый человек, наверное, окатил бы меня ушатом холодной воды, указав на совершенней­шую неисполнимость моих замыслов. Но Веверс выслушал меня с величай­шим терпением и тактом, одобрил мой подход к решению проблемы и ска­зал, что ему нужно подумать о моем будущем. Я ушел от него еще более окрыленный, чем раньше».

Спустя несколько недель Джеральд получил вежливое письмо, в кото­ром сообщалось, что, к сожалению, в настоящий момент свободных вакан­сии для младшего персонала в Лондонском зоопарке нет, но, если у него нет возражении, он мог бы стать дежурным в Уипснейде, загородном зоо­парке Зоологического общества.

Пост дежурного был самым низшим в иерархии зоопарка. Но посколь­ку энтузиазм молодого человека произвел на Веверса неизгладимое впечат­ление, он придумал для Джеральда несуществующую должность