другу в глотки, истекающих кровью, смертельно усталых, израненных противников на границе возник закаленный в боях, набравший непомерную силу, жаждущий крови колосс, не иметь достаточно большой армии стало равносильным спровоцировать немцев на нападение. Сталин боялся Гитлера, но вместе с тем уверен был, что последнего остановит одна только лишь наша мощь, осознание того факта, что сопротивление будет жестоким, и победа вряд ли окупит понесенные ради ее достижения потери.
Как-то ускользнул из внимания В. Суворова тот факт, что до середины мая Сталин был куда смелее. В частности, именно в мае им была одобрена идея выдвижения на тыловой рубеж армий Второго стратегического эшелона. Дело в том, что первоначально немцы планировали напасть на СССР. 15 мая 1941 года. Именно эта дата и фигурировала в разведсводках, и я не вижу причин, по которым Сталин должен был безоговорочно отвергнуть эти сообщения. Известные события в Югославии, сдвинувшие начало войны более чем на месяц, масштабная кампания дезинформации, организованная абвером[447], а главное, абсолютная бесперспективность столкновения с немцами один на один, нежелание его[448] привели Сталина к мысли, что нужно просто переждать. Не дать Гитлеру повода. Уверить его в том, что СССР не только не нападет, но не представляет даже потенциальной угрозы.
Вместе с тем само сосредоточение, почти в открытую (да разве можно такое утаить?), ударных сил Вермахта у наших границ недвусмысленно указывало на скорое нападение. Это понимали многие. Другое дело, что даже командующие округами в обстановке, когда Сталин войны с немцами не желал и сам уверовал, что Гитлер не нападет, не могли не только предпринять мер по укреплению нашей обороноспособности, но даже заявить открыто о надвинувшейся угрозе. Смогли Жуков и Тимошенко. Надо полагать, когда они пытались убедить Сталина во всей серьезности положения, им было что сказать[449]. Надо полагать, настойчивость наркома и начальника Генштаба что-то да значила.
Отсюда и вся двойственность сталинских решений, среди которых запрет занять Предполье и призыв 800 тысяч резервистов, демонстрация нашей небоеготовности и столь счастливо выгруженный под Киевом и восточнее Минска Второй эшелон, скрупулезное выполнение до последних часов торгового договора с немцами и тайная, если хотите, мобилизация. Отсюда и пять миллионов под ружьем, и разбросанность их по огромной территории. И многое, многое другое, свидетельствующее, что Вторая мировая война началась, конечно, не 19 августа.
Но что же «февраль 41-го»? Предоставим слово самому В. Суворову. Вот что он пишет:
«Коммунистические[450] историки уверяют нас, что до 22 июня 1941 года между СССР и Германией существовал мир, который якобы 22 июня был нарушен Германией. Эта смелая гипотеза фактами не подтверждена. Факты говорят об обратном. Развернув в феврале 1941 года командные пункты фронтов. Советский Союз фактически вступил в войну против Германии, хотя об этом и не заявил официально»[451] .
Что тут скажешь? Разве есть смысл доказывать, что готовить командные пункты начали лишь в середине мая, а вывести на них фронтовые управления планировалось лишь в середине июня?[452]
Вы вдумайтесь только в то, что пишет В. Суворов. Если развертывание командных пунктов фронтов — это признак агрессивных устремлений и вступление в войну с Германией, то что же тогда такое план «Барбаросса», сосредоточение у наших границ всех ударных сил Вермахта, наличие не просто общих директив, но конкретных наступательных планов?..
Наконец, что же тогда 22 июня?!
Глава 15
Война, которая была на Юго-Западном направлении
История не признает сослагательного наклонения. Всякое предположение неизбежно предположением и остается. Слишком много факторов, слишком много событий. Зачастую связанных, переплетенных между собой и отнюдь не опосредованно.
Нам не дано знать, как развивалась бы ситуация, напади Сталин первым. Мы можем лишь догадываться.
В то же, время история щедра на аналогии и примеры. И если мы хотим представить, чем мог обернуться наш превентивный удар, думаю, следует обратиться к ним.
Как-то не афишируется, что в июне 41-го на Юго-Западном и Южном фронтах, особенно в сравнении с другими направлениями, сложилась куда более благоприятная для нас обстановка. И война начиналась здесь иначе. Рискну утверждать, именно подобный характер носили бы первые бои, именно так они и закончились бы, напади мы первыми.
Основной удар немцы наносили в центре. В первую очередь им нужно было окружить и уничтожить войска Западного фронта. Группы армий «Север» и «Юг» прежде всего обеспечивали фланги танковых клиньев, устремившихся к Минску. И если наш Северо-Западный фронт оказался слишком слаб, чтобы разгромить врага, то на Юго-Западном направлении была сосредоточена самая крупная группировка войск, и это были лучшие наши силы. Если и имели немцы превосходство в живой силе, то незначительное. В танках же мы превосходили противника почти в четыре раза[453] . Не хватало Вермахту и авиации. Во всяком случае, на аэродромах было уничтожено не более 180 наших самолетов[454], что на порядок меньше, чем на Западном фронте.
Если в других местах немцы в первый же день смяли оборону и вырвались на оперативный простор, то здесь с ходу прорвать фронт не удалось. Более того, вбив клин в стык между 5-й и 6-й армиями, танковые дивизии Клейста сами оказались в полуокружении…
Впрочем, бои на Юго-Западном направлении заслуживают особого внимания.
В предвоенные годы традиционно принято было считать, что немцы, напади они на СССР, нанесли бы основной удар на юге, стремясь оккупировать богатые хлебородные районы и открыть себе дорогу к промышленному Донбассу, а в перспективе и к северокавказской нефти. Соответственно, здесь, на Юго- Западном направлении, и была сосредоточена самая сильная группировка советских войск. В частности, в составе Юго- Западного фронта[455] границу прикрывали: в полосе от Влодавы до Крыстынополя -5-я армия[456] (на удалении от 10 до 150 километров от границы — пять стрелковых дивизий, 22-й мехкорпус и части усиления); южнее, на Львовском направлении, в полосе от Крыстынополя до Радымно — 6-я армия[457] (три стрелковые, одна кавалерийская дивизии, 4-й мехкорпус и части усиления); на Перемышльском направлении, в полосе от Радымно до Творыльце — 26-я армия[458] (три стрелковые дивизии, 8-й мехкорпус и части усиления); наконец, на южном фланге — растянувшаяся от Радымно до Черновиц[459] 12-я армия[460] (шесть стрелковых дивизий, 16-й мехкорпус и части усиления).
Немцы имели подтянутые к границе, готовые к наступлению соединения группы армий «Юг»: 6-ю и 17 -ю полевые армии, 1-ю танковую группу[461] и Венгерский корпус[462].
Следует отметить, что и боевая подготовка советских войск поддерживалась на достаточно высоком уровне[463], и новый командующий выгодно отличался эрудицией и трезвым взглядом на вещи.
Это отдельная тема, но обойти ее невозможно. Почему Западный фронт был окружен и разгромлен, практически уничтожен, уже в первых числах июля, а Юго- Западный в первые дни не просто успешно оборонялся, но и наносил настолько ощутимые контрудары, что в какой-то момент инициатива едва не
