бывших товарищами Симону. И сказал Симону Иисус, не бойся; отныне будешь ловить человеков(Лк. 5,30; Мф. 4,19; Мк. 1,17).
Огромная стая рыб в данном месте на Галилейском озере не показалась бы опытному рыбаку удивительной. Чудесно было то, что Господь увидел сквозь эти воды рыб и повелел Петру закинуть сеть. Господь мог смотреть чрез воды в глубину этого озера. Он мог смотреть также и видеть, что происходит в глубине сердца Петра. Он видел сердце, и все, что Он говорил, свидетельствовало об этом и говорило Петру, что находилось внутри его. Мог ли быть ловцом людей тот, из сердца которого после труда, продолжавшегося в течение ночи, была вынута пустая сеть или сеть, только наполненная песком и разорванная камнями? Вот о чем думал Петр, когда припал к коленам Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный! Это был вопль самообличения, первый порыв страха и изумления тех чувств, которые впоследствии возросли до степени обожания и любви. Петр не разумел в собственном смысле: «выйди от меня», а разумел только и это было известным Сердцеведцу: я крайне недостоин быть подле Тебя, но позволь мне остаться.
Вот почему Иисус ответил ему на это: «Не бойся, отныне будешь человеков ловить!». Отсюда ясно, что исполнение целей пастырства обуславливается смиренным сознанием своего недостоинства и постоянным покаянным настроением. Поэтому следует знать, во–первых, что избрание звания есть событие, которого никто не видит и не знает, кроме Бога; оно сокрыто и нередко таится, как драгоценный камень, в сокровищнице сердца, и даже сам его хозяин не знает, чем награжден он; во–вторых, что Господь знает угодные Ему орудия Своей благодати, и там, где человеческому мышлению не представляется ничего, кроме немощи и недостоинства, там, как это сказалось в призвании к апостольству мытаря Матфея, зрит наиболее плодоносную почву для небесного делания; Он по преимуществу избирает и низводит на ниву Свою или немощных, или изветшалых, или совсем юных, или немудрых в глаза мира сего, чтобы, с одной стороны, всем было видно, что судьбы Церкви Он Сам непосредственно строит и направляет, а с другой, самою высотою служения возбудить недостойного к ревностному самоисправлению и самоусовершенствованию, и тем дать ему средство соделаться достойным изливаемых на него щедрот; в–третьих, надо знать, что пастырский талант усугубляется благодатию, и считают поэтому несправедливым ссылаться на немощь и вследствие этого отказываться от призвания, когда, по слову Пастыреначальника, сила Его в немощи совершается и строение Церкви созидается не слабыми силами человеческими, а благодатию Духа Святого, присно живущего в Церкви; в–четвертых, наконец, надо знать и то, что постоянное покаянное смиренное настроение заставляет человека прислушиваться к требованиям Божественного Пастыреначальника и велениям собственной совести, так что при каждом падении такому человеку будет ясно несоответствие идеальных требований с характером положительных действий в сфере обыденной жизни, так что, когда совесть укажет человеку несоответствие между евангельским идеалом христианского пастыря и его человеческой слабостью, то самосознание его утверждает это несоответствие, как отступление его от нормы, как падение и грех. Этот грех, естественно, до тех пор будет мучить человека, пока он путем непрерывного подвига не начнет приближаться к евангельскому идеалу. Без сомнения, все принимающие пастырство, по слову Священного Писания, «всегда суть раби неключими», то есть, ничего не стоющие» (Лк. 17,10), но раз Сам Пастыреначальник желает продолжения Своего дела, то полагает ли немощь человеческая окончательный приговор для принятия или отказа? Все призываемые сознавали и сознают свое недостоинство, епе неотъемлемый предикат человеческой субстанции после потери райской невинности. Следовательно, на основании евангельских данных все штрихи, характеризующие внутреннее настроение готовящегося к пастырству, можно сконцентрировать в такую картину.
Пастыреначальник требует от желающих принять на себя подвиг пастырства не столько силы и опытности или даже степени греховности, сколько готовности принять Его святую волю и исполнить. В избрании путей жизни безопаснее последовать указаниям Евангелия, чем собственному усмотрению, в этом, именно, и проявляется «высшая свобода».
Есть факты, что некоторые благочестивые люди не решаются принять пастырство исключительно по своему смирению. Они, как евангельский мытарь, не смеют поднять даже очей своих к небу, не то чтобы помыслить о таком великом служении.
Вопрос о том, правы ли они, что не дерзают к подвигу пастырскому. Евангельский текст, особенно 21 глава от Иоанна отвечает на этот вопрос. Господь Первоверховного Апостола спрашивает три раза о любви, прежде чем поручить ему пастырство. Очевидно, что подвиг этот требует высочайшей любви. Но мы знаем также, что строгий нелицеприятный Судия не признал уважительную укоризну приточного раба на господина своего, что тот жнет, где не сеял, и собирает там, где не расточал. Не оскорбляясь и не смущаяясь скудостью своей доли при разделе талантов, и не щедро награжденный раб должен был, по возможности своей, делать, как и получившие кто пять талантов, кто два. Следовательно, и не имеющий талантов Петровой любви, по возможности своей любви, должен делать в вертограде Божием. К великой нашей радости такой вывод подтверждается и святоотеческой литературой.
«Правда, есть и такие, которые убегают трудности пастырского служения по одному смирению, читаем у св. Григория Двоеслова, чтобы их не предпочли тем, коих они считают более достойными себя. Но такое смирение тогда только бывает действительно в очах Божиих, когда оно не упорствует непокорным противлением принятию на себя общеполезных обязанностей, возлагаемых на нас свыше. Ибо в том нет уже истинного смирения, кто слышит и понимает волю Божию, зовущую и обязывающую его к начальственному управлению над другими, а между тем, пренебрегает этою властию»[75] .
4. Формирование пастырского мировоззрения
Принципами воспитания в духовной школе и принципами формирования пастырского мировоззрения должны являться: религиозность, церковность, духовность.
Нами выше было указано, что учащиеся поступают в нашу школу, движимые мотивами религиозности и церковности. Наиболее подробно в нашем изложении раскрывался принцип церковности в его теоретическом и психологическом разрезе. Говорилось, как церковность в узком смысле слова должна превращаться в воззрениях и психологии учащегося в церковность в широком смысле слова, а школьный коллектив в малую Церковь.
Менее уделялось внимания последнему принципу, именно религиозному. Принцип религиозности исходный принцип в жизни верующего человека. Недаром наши учащиеся им привлекались в духовную школу.
Разберемся в природе религиозности. Свое название она получила от слова религия, что значит связь, связывать. Религия есть связь человека с Богом и чувство внутреннего общения с Ним, ощущения единства жизни в Боге и с Богом. Для религиозного состояния характерно именно это живое чувство связи с Богом, столь же внутренне реальное и действенное, как и всякое психическое состояние.
Это религиозное состояние поддерживается и подогревается молитвенностью, духовной трезвенностью, чуткой и живой совестью, на все реагирующей движением религиозного чувства. Такая искренняя и живая религиозность может быть основой богобоязненной жизни и не нуждаться в специальном богословском образовании. Так для рядовых членов паствы, но не так для будущих пастырей.
Природная религиозность нуждается в глубоком духовном просвещении. Религиозная вера для будущего пастыря должна быть не только верой, но и знанием, «могущим умудрить во спасении» (2 Тим. 3,156), и твердым убеждением. А для этого нужно научиться ему «исследовать Священное Писание» (Ин. 5,39) и так, чтобы «не повреждать слов Божиих» (2 Кор. 2,17).
Одновременно с изучением Священного Писания следует научиться ему исследовать, «испытывать и самого себя, в вере ли я» (2 Кор. 13,5), чтобы «укрепляться в благодати» (2 Тим. 2,1) и «в обновлении ума» (Рим. 12,2).
