— И в моих правилах написано, что игре конец пришел. Такие вот дела, прохвесор!
Я все еще смотрю в одну точку. Сейчас оттуда вылетит птичка. Птичка-синичка… И полетишь ты далеко-далеко, в теплые края…
«В края, из которых не возвращаются!»
— Ну ладно, братан, я ж те не зверь какой. В таких случаях последнее желание полагается. Или хоть последнее слово. Скажешь последнее слово? Ну скажи, что ты, блин, борец за справедливость, а я, эта… продажная девка империализма… Скажешь? Ну хоть че-та?
Хоть что-то… хоть бы он уже поскорее… зачем так долго…
«Солнышко в руках…» С другой стороны…
Приходят двое громил, и летит все…
— Дайте еще один… шанс…
Только когда Чудной отвечает, до меня доходит, что я произнес это вслух.
— Шанс, говоришь? Хорошо, прохвесор! Я даю тебе шанс. Радуйся — не каждый получает такой шанс. Шанс начать все с самого начала. С самого-самого начала. Ты же веришь… не, че это я, ты же у нас ни во что кроме науки не веришь. Куда уж тебе в это… переселение душ… А, один хрен! Мож, и выйдет из тя в следующей жизни че-нить стоящее. А не выйдет, так и не очень хотелось! Три!
«Не стреляйте в пианиста — он играет, как умеет».
— Два!
Валечка! Алешка! Как же так?.. Ведь нельзя же… Они же не переживут, они…
— Один!
Вот и все. Вот ты и получил доказательство. До конца жизни запомнил. Вот ведь как бывает…
— Пли!
Ба-бах!
Меня швыряет назад, и голова бьется о что-то твердое. Туман, радуга… Шум прибоя… Блаженство!
Куда я попал — в ад или в рай?
«Разве мог такой, как ты, попасть в рай?»
Ада нет. И рая нет. И реинкарнации тоже нет.
А что же тогда есть, если я все еще могу думать?
— Отомри, прохвесор! Я мимо стрельнул!
«Не верь ему! Сейчас ты успокоишься, а он выстрелит второй раз, и теперь уже — по- настоящему!.»
Только почему он так странно смеется?
— Эх, никчемный ты человек, братан! Пустышка!
Я начинаю различать черты его лица — и не вижу в них больше никакой злобы и агрессии, никакого желания мстить. Разве что любопытство — словно я какой-нибудь экспонат на выставке. Или подопытная морская свинка.
Но почему меня так задели эти его слова?
Потому что он сказал их без наигранной бравады, без всякого понта и желания намеренно унизить человека, как было до этого. Он просто сказал то, что подумал.
Потому что это правда!
— Сколько времени и сил я на тебя потратил! Сколько возможностей у тебя было! Сначала, когда они тебя взяли на улице. Потом — в машине. Потом — сразу после приезда на дачу. Дальше — когда ты лежал в подвале. Наконец, когда тебя притащили сюда. Но ты не использовал ни одной, ни одной!
Я четко слышу каждое слово, и все же смысл этих слов ускользает от меня, потому что тут же подменяется на другой — я все еще жив! И даже более того — откуда-то я знаю, что теперь мне уже ничего не угрожает, что теперь я останусь жить и дальше, что я наконец-то уйду отсюда, потому что…
Не знаю, почему. Но знаю, что так будет.
— А я рассчитывал, что даже у такого закоренелого скептика, как ты, может что-то прорезаться. Ты же хотел жить, хотел, как ничего и никогда больше не хотел, почему ты не боролся за свою жизнь? Почему, я тебя спрашиваю?!
Меня даже не удивляет, что Чудной говорит сейчас чистым языком, без всяких простоватых и нецензурных словечек.
Меня уже ничто не удивляет.
— Я, э-э… я не понимаю…
— Эх, профессор! У каждого человека есть сверхспособности. И каждый может при желании их использовать. Надо только его… раскрутить. Но тебя я раскрутить не смог. Все старания пропали даром. Твои способности давным-давно умерли, даже не успев родиться. В ситуации, когда тебе было нечего терять, кроме жизни, у тебя не проявилось ничего — только панический страх. Ничего! А я думал, надеялся…
— Кто вы такой???
— Это не важно. Мы занимаемся примерно тем же, что и вы — только неофициально. Вы нигде не найдете сведений о нашей организации — если бы это было возможно, она уже давно прекратила бы свое существование. Но есть одно принципиальное отличие между вами и нами. Вы стараетесь в первую очередь развенчать то, что люди называют сверхспособностями. Мы стараемся такие способности в человеке раскрыть и приумножить. Поэтому и методы у нас… немного разные. Но с тобой у меня ничего не получилось. К огромному моему… и, надеюсь, твоему, сожалению.
— Но это же… это ведь криминал! Вы не имели никакого права…
— Братан, быстро же ты осмелел! А я ведь пистолет еще из руки не выпускал!
— Но… если вы говорите от имени организации…
Он опустил руку куда-то под стол. Обратно эта рука вернулась с пачкой денег.
— Это вам от имени организации. Сумма вполне достаточная, чтобы покрыть ваши расходы на лечение.
Я только смотрю на аккуратно упакованные банкноты. Никакие слова уже не приходят на ум.
— Давайте рассуждать здраво, Владимир Павлович. — его переход на «вы» и обращение по имени- отчеству уже кажется мне совершенно естественным. — Сейчас я отвезу вас домой — считайте это небольшим одолжением с моей стороны за все, что вам пришлось здесь вытерпеть — и больше мы с вами никогда не встретимся. Что дальше? Пойдете в милицию? Скажете, что вас мучил человек со шрамом и двое его приспешников на даче на окраине города? Дачу они, может быть найдут. Но, уверяю вас, попытки связать этот дом с неким человеком со шрамом на пол-лица ни к чему не приведут, также как и вообще попытки найти этого человека. Да, кстати, тот труп, что напугал вас в подвале, к нам никакого отношения не имеет — мы всего лишь перетащили его с одного места на другое. К тому же, Хрыч с Моряком, если бы им все-таки удалось на них выйти, имеют о нас и наших целях очень смутное представление. Так что смиритесь, профессор! Живите дальше, и забудьте этот воистину кошмарный для вас инцидент. Через месяц вы поправитесь, организм у вас крепкий, и за полгода вы вновь наберете форму. Занимайтесь спортом, знаете — это полезно для здоровья.
Мне уже не хочется ничего спрашивать. Будто организм чувствует, что силы ему в ближайшее время не понадобятся, и поэтому они оставляют меня с каждой секундой. Я уверен, что потом вспомню уйму вопросов, которые нужно задать этому человеку — только потом в этом не будет никакого смысла, потому что человека рядом уже не будет. А сейчас эти вопросы упорно не хотят приходить в голову.
— Пойдемте, Владимир Павлович. Я посажу вас в машину… Нет, не в ту, в другую машину. Держитесь за меня, вот так… Может, позвать Хрыча, он поможет? Нет, пожалуй, не надо, вам ведь будет неприятно его снова увидеть… Вот так, видите, все хорошо, все спокойно, больше вам бояться нечего, никто больше не будет вас бить…
Я почти не помню, как доехал домой и как попал в квартиру. Помню только, что лежал в постели, и кто-то сидел надо мной, говорил какие-то ласковые слова, и я скорее догадывался, чем знал, что это Валечка. И даже хотел что-то сказать в ответ — но не мог…
Утром на следующий день я проснулся от резкого укола в сердце. А потом он повторился еще, и еще
