грунт был песчаный и легко осыпался. Но через несколько минут начался артналет, и танки противника, сопровождаемые густыми цепями автоматчиков, пошли в атаку. Было уже не до укрепления ровиков. Всех захватил бой, и никто не заметил отсутствия двух «западников». А они, подавленные грохотом стрельбы, забились на дно ровика и истово молились перед извлеченными из-за пазухи иконками.
Вдруг рядом с их убежищем разорвался тяжелый снаряд. Песчаные стенки окопа легко сошлись. Крик солдат услышали товарищи, откопали их. Все обошлось благополучно. Оба незадачливых богомольца вскоре оправились от страха, а урок пошел впрок всем новобранцам.
Помнится, какое ликование было, когда под Шнайдемюлем Яков Гилетич, встав за панораму орудия, впервые собственноручно подбил немецкий танк! После боя все земляки облепили застывшую машину, щупали ее, неистово барабанили кулаками и прикладами автоматов по броне, хохотали:
— Глядите, братцы, якая бука померла!
Успех Гилетича в какой-то степени знаменовал собою переломный момент в военной судьбе всех его товарищей. Конечно, они вели себя в бою еще не совсем уверенно, но, видя, как воюют ветераны, старались преодолеть страх и не пропустить ни одной возможности встать за панораму орудия и «пидбыты германського панцыря».
С каждым днем друзья Гилетича все больше убеждались, что не господь бог спасет их жизнь и победит врага, а пх собственное мужество и стойкость в бою, их жгучая ненависть к врагу. В этом была немалая заслуга коммунистов и комсомольцев дивизиона. Они умело проводили политико-воспитательную работу: то с неумолимой логикой раскроют заблуждения «западников», то пожурят, а иногда и просто не заметят какой-нибудь промах — дадут возможность новобранцам самим преодолеть недостатки.
Когда мы вышли на берег Балтийского моря, солдат из западных областей уже нельзя было характеризовать словом «новички». Однако офицеры и младшие командиры дивизиона продолжали неустанно заниматься с ними.
Впоследствии я задавал многим однополчанам один и тот же вопрос: что, по их мнению, обеспечило нашему дивизиону, имевшему тогда подавляющее большинство необученных новичков, столь значительные успехи? И все, как один, отвечали: крепкий костяк опытных младших командиров и офицеров, ветеранов части, коммунистов и комсомольцев и... труд. Да, труд!
Товарищи были совершенно правы. Трудились в дивизионе и командиры и рядовые очень много. Мы никогда не останавливались в городах, населенных пунктах или тем более в степи, не оборудовав для личного состава щели и ровики, а для орудий — окопы полного профиля. Ни одного дня, свободного от боя или в ожидании его, не было прожито без проведения усиленных тренировок огневых расчетов и взводов.
И здесь, на Одере, мы продолжали совершенствовать боевую выучку противотанкистов. Говорят, сапер ошибается один раз в жизни. Если перефразировать это выражение в применении к нам, артиллеристам переднего края, то выходит, что расчет противотанковой пушки, оставаясь с глазу на глаз с вражеским танком, делает промах тоже один раз. Война научила: если позиция оборудована как следует, невредимыми остаются и расчет и пушка. Вот почему в любой обстановке в первую очередь мы стремились отрыть окопы полного профиля. Если позволяло время, обязательно успевали соорудить и так называемые «карманы», имевшие своеобразный козырек — накат из бревен. «Карман» размещался впереди площадки для стрельбы и вместе с покатым склоном для скатывания в него пушки составлял одно целое с позицией.
Немецкие танкисты не только не могли достать орудие и его расчет, но и никогда не решались утюжить огневую позицию. «Карман» был для них ловушкой: слабое перекрытие не выдерживало тяжести танка, он проваливался и порой становился добычей для артиллеристов, находившихся в прочно оборудованных ровиках.
Кроме того, «карманы» позволяли отлично маскировать огневую позицию от наземных и воздушных наблюдателей: пушка совершенно не выделялась над окружающей местностью; ее выкатывали на площадку для стрельбы лишь в тот момент, когда танки противника приближались на дальность прямого выстрела.
По инженерное оборудование позиций только полдела. Надо было с толком использовать предоставленное нам время и на отработку тактических приемов по организации огневого взаимодействия орудий, взводов и батарей в ближнем противотанковом бою. Особое внимание уделялось орудийному расчету. Ведь живучесть противотанковой пушки на поле боя зависит от уровня огневой подготовки расчета, от его умения быстро сменить позицию и открыть меткий огонь с нового места. А это требовало ловкости, сноровки, сообразительности, ежедневных тренировок, затрат немалых физических сил. Офицеры, командиры орудий и наводчики, используя отрытые на занятиях по инженерному делу окопы, обучали основной и дублирующий состав расчетов наводке орудия в цель с использованием точки наводки и без нее. Много тренировались и в приемах стрельбы прямой наводкой по движущимся целям — сновавшим по шоссе легковым автомобилям и грузовикам. Затем с помощью тягачей и вручную расчет при огневой поддержке соседнего орудия перекатывал пушку на запасную позицию и опять, уже в новых условиях местности, отрабатывал те же задачи. И так — по нескольку раз в день.
Огневое мастерство расчетов росло та глазах. В начале апреля мы уже были уверены в том, что у каждого орудия находится хорошо обученный, крепко спаянный коллектив красноармейцев и младших командиров. Кстати, многие бывшие новички, проявившие себя в боях, стали наводчиками и замнаводчиками, получили звание ефрейтора.
Львиную долю времени занимала подготовка к форсированию реки Одер. К концу марта специально отобранные плотники связали двадцать пять огромных плотов. Каждый из них был рассчитан на перевозку пушки или грузового автомобиля с орудийным расчетом и боеприпасами. Все занятия дивизиона теперь проходили на берегу большого озера Нордхаузер-зее, в нескольких километрах от лагеря. Соблюдая необходимые меры предосторожности, орудийные расчеты поочередно погружались на плоты и заплывали в глубь озера вместе с пушками и автомашинами. Казалось, все шло отлично. Оставалось еще немного потренироваться, отработать как следует десантирование и открытие огня с ходу, на плаву, и — подготовка дивизиона к предстоящему форсированию Одера будет завершена.
Организовали пробное учение. Отделение старшего сержанта Сергея Барышева с пушкой и боеприпасами на плоту первым оттолкнулось от берега и начало дружно грести специально изготовленными веслами. И вдруг плот, задирая нос, стал опрокидываться назад. Барышев дал команду, и бойцы перебежали вперед, пытаясь восстановить равновесие. Но этого сделать не удалось. Пушка, порвав крепление, пошла ко дну. Плот перевернулся, и весь орудийный расчет оказался в воде.
К счастью, люди благополучно выбрались на берег. Затем вытащили и пушку. Но происшествие насторожило всех нас и присутствовавшего на занятиях командира дивизии полковника В. М. Асафова. В чем же дело? Ведь днем раньше тот же расчет на том же самом плоту дважды пересекал озеро. А сегодня такой казус. Видимо, плоты за неделю так намокли, что их плавучесть значительно понизилась. Это заставило нас заново определить места установки пушки или автомобиля, ящиков со снарядами, размещение орудийных номеров, конструкцию креплений. Пришлось вытаскивать плоты на берег, наращивать бока дополнительными бревнами, а для придания большей устойчивости на плаву под каждым углом закреплять пустую трофейную бочку из-под бензина, по-новому крепить пушку и автомобиль.
Повторные тренировки дали вполне удовлетворительные результаты. Этим успешно был решен и вопрос надежной устойчивости плотов во время ведения огня из орудий, чтобы еще с воды поддержать атаку вражеского берега нашей пехотой.
Но бедам нашим, к сожалению, не суждено было на этом закончиться. Через два дня произошел случай, заставивший опять производить дополнительные работы со злополучными плотами. Все началось с того, что ефрейтор Егор Травкин решил почистить свой автомат. Вынув диск и надеясь, что в канале ствола нет ни одного патрона, он отвел оружие в сторону от людей и, нацелившись в железную бочку, спустил курок. К его изумлению, раздался выстрел. Бочка, находившаяся возле сарая, подскочила вверх, а затем с воем упала на землю и покатилась.
Оказавшийся поблизости командир орудия, он же и парторг батареи, старший сержант Федор Шестаков всполошился: а что будет, если при форсировании реки вражеская пуля или осколок снаряда попадут в бочку под плотом? Скопившиеся бензиновые пары при взрыве могут опрокинуть его вместе с орудием и людьми.
