– То есть, ты хочешь сказать, что она знает, что с ней происходит?
– Не совсем. С ней уже было такое, когда умер ее отец.
– Она рассказывала. Жюль умер у нее на глазах.
– Да, она очень любила его. Ее мозг просто отказывался воспринимать происходящее. Она предпочла погрузиться в мир снов. Тогда она пробыла в таком состоянии три дня. А потом открыла глаза. Она никогда больше не заговаривала об отце. Просто собрала вещи и уехала. Я удивлена, что она рассказала об этом тебе. И я думала, что с тобой она в безопасности. Вспомни, может, ты что-то сказал ей?
– Габи… Я не сказал тебе, но мы расстались с Элен. Нет-нет, это была ее идея. Она казалась такой счастливой, когда уезжала от меня…
…Папа… О, папа, я так скучала по тебе. Ты пришел за мной? Папа, дай мне руку. Забери меня с собой… Папа, я люблю тебя…
Помнишь, как ты учил меня ездить верхом? Давай прокатимся вместе?
Нет, папа, не так быстро, я не успеваю за тобой…
Папа!!!
– Патрик! Что случилось?
– Она бредит… Ей снится Жюль.
… Почему у Патрика такой грустный голос?…
А мама? Почему она плачет? Наверное, я её обидела.
Надо попросить прощения. Найти в себе силы открыть глаза…
– Мама? – почему мой голос такой сиплый? – Мама, не плачь… Пожалуйста. Извини меня.
– Элен, доченька!
Мама обнимает меня, мне так уютно, так хорошо. От неё пахнет летом…
Прошёл уже месяц. Я полностью выздоровела. Как мне рассказали, я была на волосок от смерти. Я хотела умереть. Никто так и не узнал, что произошло со мной. Всё списали на переутомление и нервный срыв. Хотя я видела, что мама не верит мне, но никто не узнал о Ребекке. Я не видела её очень долго. Завтра я выхожу на работу. На новую работу. С прежней я уволилась. Теперь я живу с мамой в Аршамбо. В нашем домике. Деревня. Но все решили, что деревенский воздух пойдёт мне на пользу. Да я и сама хотела уехать. Наверное, всё хорошо? Только пустота осталась. Но я почти её не замечаю, и послушно радуюсь новой жизни. Почему-то сейчас для меня самое большое удовольствие это посидеть ночью на береге нашего озера. Просто посидеть одной. Ни о чём не думая. Слушать сверчков, чувствовать легкий ветерок на своих щеках. Правда, мама волнуется, что у меня нет жениха. Но я не могу пересилить себя. Я часто вспоминаю Ребекку, и наши ночи. Теперь они мне кажутся такими далекими.
– Элен! – мама зовёт меня. Сегодня она уезжает в город. Она, наверное, побаивается оставлять меня одну, но, кажется, мне удалось убедить её, что все в порядке.
– Да, мам?
– Я поехала. Будешь умницей? – она ласково теребит мои волосы, нежно проводя по щеке.
– Конечно, мам. Удачи в переговорах. – Я улыбаюсь и целую её в щеку. Потом долго смотрю ей в след. На душе спокойствие и умиротворенность. Хорошо! Я пошла в папин кабинет. Сейчас возьму книжку, заберусь в огромное папино кресло, и буду читать.
Стемнело. Сколько я просидела над книгой? В животе громко заурчало. Надо пойти на кухню. Я ставила чайник, когда раздался стук в парадную дверь. Интересно, кто это? Отставив чайник в сторону, я пошла открывать дверь, может мама вернулась?
– Патрик? – Я отступила в коридор, давая ему возможность пройти. Мы не виделись с ним с тех самых пор, когда он помог перевозить мои вещи. Он же ходил в фирму подавать мое заявление об уходе. Подкрепленное справками от врачей – его подписали. Он вошел, как-то боком. Что-то в нем было такое серое, не хорошее.
– Что-то случилось? Проходи… – Я прошла в гостиную и села на кресло. Он зашел все так же, как-то боком. Он мало походил на того веселого и жизнерадостного Патрика. Если он сейчас начнет признаваться в любви? Моё сердечко не хорошо кольнуло. Он, не раздеваясь, сел в другое кресло.
– Элен, я собственно не надолго. Только не волнуйся, ладно?
– Патрик, что случилось? Со мной все хорошо…
Он неохотно полез во внутренний карман куртки.
– Понимаешь, я не хочу отдавать тебе это. – Он положил на край журнального столика небольшой потрепанный коричневый конверт. Мое сердце застучало где-то в горле, внутри меня поднимался знакомый ужас. По ногам пробежала противная дрожь и исчезла в пальцах. Меня как будто парализовало, я не могла протянуть руку и взять этот конверт. Я боялась его.
– Ч-что это Патрик? – Внезапно мне стало холодно.
– Я не знаю, Элен. Меня попросил передать тебе это Пьер. Я упирался, как мог, а он как мог давил…
– Д-да, я знаю, он может быть очень убедительным, когда захочет. Но я не понимаю…
– Он хотел узнать где ты теперь живешь… Не бойся, я не сказал ему. Тогда он стал просить меня передать тебе кое-что. Элен, если ты не хочешь знать, что там внутри, я просто заберу конверт и выкину его. Тебе нельзя волноваться!
– Нет, нет… Оставь его… – Остановила я Патрика. – Он больше ничего не говорил?
– Он говорил, что не знал, что ты была больна. Что ничего не знал…
Я смотрела на конверт, слушала Патрика и внезапно поняла чьи слова говорил Пьер… Чьи слова мне сейчас передавал Патрик. Как наяву я услышала голос Ребекки полный боли, отчаяния… И страха… Как бы я поступила на ее месте? Вдруг страшно захотелось спать. Но теперь я знала, что сонливость – это мой враг. Как и апатия, навалившаяся вдруг. Это мои враги. Люди умирают от ран, а я от чувств.
– Элен, Элен! – Патрик сидел передо мной на коленках и тряс за плечо. – С тобой все хорошо?
– Да, Патрик, со мной все хорошо. Хочешь чаю?
– Да было бы неплохо.
Мы пошли на кухню. Взявшись за ручку чайника, я подумала о том, как быстро меняется жизнь человека от маленького события. Всего несколько минут назад я ставила чайник и внутри меня было спокойствие. А теперь… Пустота, смешанная со страхом. Я налила чай, и поставила его перед Патриком. Он сделал глоток.
– Элен, а почему ты одна?
