Братская ГЭС

То не клюквой хрустят
                      мишки-лакомки,
не бобры свистят,
                  встав на лапочки,
не сычи кричат, будто при смерти, -
возле Братской ГЭС
                   бродят призраки.
Что угрюм, воевода острожный?
Али мало ты высек людей?
Али мало с твоею-то рожей
перепортил тунгусок,
                     злодей?!
Здесь, на ГЭС, увидав инородца,
ты не можешь все это постичь.
Твое хапало
            к плетке рвется,
да истлела она,
                старый хрыч!
Эй, купцы,
          вы чего разошлись?
Что стучите костями от злости?
Ну зачем вы жирели всю жизнь?
Все равно
          в результате - кости...
Господин жандарм,
                  господин жандарм,
как вам хочется
                кузькину мать
показать вольнодумцам
                      и прочим жидам,
да трудненько теперь показать!
Протопоп Аввакум, ты устал от желез.
Холодна власяница туманов.
Ты о чем размышляешь у Братской ГЭС
среди тихих,
              как дети,
                        шаманов?
Эй, старатель с киркой одержимой,
с деревянным замшелым лотком,
мы нашли самородную жилу
или просто долбим на пустом?

О, петербургские предтечи,
в перстах подъемля те же свечи,
ответьте правнукам своим -
из вашей искры возгорелось
такое пламя, как хотелось
его увидеть вам самим?

«Динь-бом... Динь-бом...» -
                          слышен звон кандальный.
«Динь-бом... Динь-бом...»
                     Путь сибирский дальний.
«Динь-бом... Динь-бом...» -
                            слышно там и тут.
Нашего товарища на каторгу ведут.
Вы ответьте, кандалы,
                       так ли мы живем,
с правдой или же с неправдой
                            черный хлеб жуем?
Вы ответьте из ночи,
партизаны, избачи:
гибли вы за нас,
                  таких,
или -
      за других?!

Слышу,
       в черном кедраче
кто-то рядом дышит.
Слышу руку на плече...
Вздрогнул я:
               Радищев!
«Давным-давно на месте Братской ГЭС
я проплывал на утлой оморочке
с оскоминой от стражи и морошки,
но с верою в светильниках очес.
Когда во мрак все погрузил заход,
я размышлял в преддверии восхода
о скрытой силе нашего народа,
подобной скрытой силе этих вод.
Но, озирая дремлющую ширь,
не мыслил я,
              чтоб вы преобразили
тюрьмой России бывшую Сибирь
в источник света будущей России.
Торжественно свидетельствуют мне
о вашей силе многие деянья,
но пусть лелеет сила в глубине
обязанность святую состраданья.
А состраданье высшее - борьба...
Я мог слагать в изящном штиле песни
про серафимов, про ланиты, перси
и превратиться в сытого раба.