его настоящую фамилию выяснить.
— Бертильонаж? — уважительно спросил Михаил.
— Именно! — Петрусенко кивнул. — Ты толковый парень, Миша. Знаешь много, наблюдательный, выводы делать умеешь. Учись, хорошим следователем станешь… Да. И ты прав: обмеры по методу Бертильона хочу сделать. Думаю, результат будет!
— Но как же это, Викентий Павлович, вы совершите? Он же не дастся!
— Он и знать не должен… Есть одна идея!
Служба, заказанная семьей Городецких на девятый день после гибели Анны, проходила в соборе Святой Троицы. Было много знатных семейств города, красиво и печально пел хор, заупокойную службу вели сразу три священника. Голос одного из них, самого старшего, поразил Викентия. Старчески дребезжащий, он в то же время был необыкновенно звучен и красив. Именно этот священник — высокий, худой, с благородным лицом аскета, святил принесенные людьми дары и обещал убиенной Анне вечную жизнь. Именно под звуки его голоса тихо рыдала грузная женщина под черной вуалью и громко всхлипывал дородный мужчина — мать и отец погибшей девушки. Дым ладана и множества горящих свечей кружил головы.
Викентий Павлович и Кирилл Степанович стояли в скорбном кругу друзей Городецких. Петрусенко незаметно, но цепко осматривал всех. Нет, он, конечно же, не ожидал увидеть здесь Серкова, даже в отдаленной толпе случайных прихожан. Но не окажется ли на заупокойной службе другой — дерзкий, изменчивый, как хамелеон, неведомый и неуловимый?
В какой-то момент Викентий Павлович заметил, что Одиноков неотрывно смотрит… Куда? Поначалу ему показалось, что на Городецких — родителей и малолетних братьев Анны. Но почти сразу он увидел ошибку. Нет, Кирилл смотрел на моложавую женщину, смотрел так нежно и грустно…
— Кто она? — наклонившись, шепотом спросил Викентий.
Одиноков вздрогнул, хотел было изобразить удивление, но, глянув на Викентия, слегка улыбнулся: это было бесполезно.
— Ее зовут Ксения Аполлинарьевна Анисимова.
— Незамужняя, как я понимаю?
— Вдова. Отважная женщина, была участницей Маньчжурских событий. Муж ее, офицер, геройски погиб там же, в бою. Она хранит ему верность.
«Ты сам, дорогой, хранишь верность умершей жене, — подумал Викентий. — Но это не помешало же тебе полюбить тайно».
Кирилл Степанович вдовел уже семь лет, сам, с помощью дальней престарелой родственницы, воспитывал сына и дочь. Он уже отвел глаза от Анисимовой, но теперь Петрусенко стал пристально рассматривать ее. Стройная, грациозная — это не может скрыть даже шубка. Над высоким чистым лбом — волнистые русые волосы, выбились из-под пухового платка. Печальное лицо все же прекрасно, как бывают прекрасны лица, озаренные интеллектом, добротой, благородством.
«Да, — Петрусенко перевел взгляд на Одинокова, погруженного в свои мысли. — Они могли бы стать прекрасной парой».
Кирилл был старше самого Викентия на четыре года — ему уже исполнилось сорок. Худощавый и спортивный, седина на висках, но она не заметна в светлых густых волосах, серые глаза выделялись на смуглом лице.
— А вы с госпожой Анисимовой знакомы?
Одиноков, задумавшись, не сразу понял вопрос. Покачал головой.
— Нет. Она учительница в женской гимназии, где моя Надюша учится. Но Ксения… Аполлинарьевна преподает в старших классах.
— Значит, тебя она не знает?
— Наверное, нет.
— А кто это с ней рядом? С кем она говорит?
В этот момент священники пошли с кадилами по храму, люди оживились, заговорили. И Петрусенко увидел, как женщина склонилась к двум другим, стоящим рядом.
— Это ее семья, — ответил Одиноков. — Сестра и племянница. Княгиня и княжна Орешины. С княжной — ее жених… Другой семьи у нее нет.
«А жаль, — опять подумал Петрусенко. — Впрочем, жизнь непредсказуема…»
Глава 18
Когда несчастья происходят с людьми, пусть и рядом живущими, но незнакомыми, сердце может наполниться жалостью, душа — сочувствием. Но, откровенно говоря, чужие беды всегда проходят стороной. И есть даже что-то притягательное в разговорах и обсуждениях происшедшего, и хочется, пусть даже краем уха, услышать подробности… Но Анечку Городецкую у Орешиных знали очень близко, и ее внезапная и страшная гибель стала для них шоком. Все последние дни Ксения жила в доме сестры и племянницы, ночевала в спальне с Леночкой. Жизненные силы, казалось, оставили девушку, она почти не разговаривала, хотя мать, тетя, а днем — жених не оставляли ее. Так продолжалось больше недели. И только на девятидневной панихиде Леночка словно пришла в себя. Под конец службы сказала тихо, словно сама себе:
— Она ничего не боялась… Так что же, лучше жить все время в страхе?
Ксения переглянулась с Петром. У молодого человека глаза заблестели влажно: он тоже понял, что шок проходит, девушка оживает. Ксения только взяла племянницу под руку, прижала к себе тонкий локоток. В этот вечер они впервые заговорили об Анне.
Леночка уже была в постели, но не спала, полулежала на высоких подушках. Горел ночной светильник, Ксения у столика читала. Она была настороже: чувствовала, что племянница хочет поговорить. Леночка и вправду окликнула ее.
— Ксаночка, ты ведь думаешь, что с нами ничего подобного не могло случиться?
Она сразу закрыла книгу, подсела на кровать, обняла худенькие плечи в тонкой ночной рубашке. Волнистые волосы обрамляли бледное личико, огромные испуганные глаза. Девушка казалась такой юной и беззащитной! Почувствовав крепкие руки своей тети-подружки, она тотчас же зарыдала и ткнулась Ксении в грудь. Рыдала горько, но, в то же время, как бы освобождено. Ксения молча касалась губами мягких прядей волос, ожидая, когда девушка успокоится. Потом ответила:
— Ах, девочка моя! Я тебя понимаю. Я и сама об этом все время думаю. Конечно, то, что случилось с несчастными женщинами, — ужасно! Мы же обе хорошо знали бедную мадам Солье. Она ведь не скрывала, что мужчины очень интересуют ее. Разные мужчины, многие… И другие девушки, они были совершенно самостоятельными и, наверное, слишком доверчивыми. И, как ни жаль мне об этом говорить, но они были очень неразборчивы в знакомствах.
— Да, я читала в газетах. Анета тоже об этом писала…
— Тише, тише! — Ксения сильнее прижала Леночку к себе. — Ничего уже не поделаешь. Не будем судить Анечку, она была славная девушка…
— Но ведь, Ксаночка, ты же хотела это сказать: тоже неразборчива в знакомствах?
— Скорее, рисковая она была девушка, все хотела сама знать и видеть.
— Если бы она не избрала себе такой образ жизни, это репортерство… ни за что бы такого не произошло!
— Ты хочешь сказать, Анна сама спровоцировала ситуацию?
— А разве нет? Ксана, она ведь ушла из дому тайком, ночью, переодетая!
Ксения улыбнулась грустно, словно вспоминая:
— Да, иногда трудно противостоять внутреннему зову. Характер человека — это и есть судьба…
Но Леночка словно не слышала. Ее вновь поразил сам факт: ушла в ночь, переодетая!
— Господи, какие же у Анеты были фантазии! Ей всюду представлялись секреты, замыслы, загадки. Летом она мне рассказала, что видела Петра где-то в трущобах, в кабаке, с каким-то бандитом! Огромным,
