— Жигули, пятёрка.
Какой парнишка хороший. Живой такой, звонкий. Любопытный. Мамкина радость, наверное.
— А у нашего папы тоже машина есть! — Кричит, и аж подпрыгивает. — Опель называется! Такая же как твоя, только потолще, поблестящее, и синяя. И с автоматической коробкой передач. А у тебя тоже автоматическая коробка передач?
— Что ты, — смеюсь в голос уже, и на вторую скорость переключаюсь, — механика у меня. Видишь, сам всё дёргаю.
— Вау! Мам, а мам? А пусть папа такую же машину как у дедушки купит, а? Чтоб самому всё дёргать! А можно мне подёргать? А, дедушка?
— Рома! — Сзади слышен лёгкий шлепок. Получил парень на орехи от мамки-то. Шалопай, как есть.
— Сколько мальцу-то? — Обращаюсь к матери.
— Скоро шесть. Страшно представить что будет, когда он в школу пойдёт. Ни на секунду с него глаз не спустишь. На миг отвернёшься, глядь — его уже нет. Где-то на дереве висит как груша, только листья сверху сыпятся.
— Висю как груша! — Заливается смехом Ромка. — Как ты смешно сказала, мам! Как груша я висю!
— Вот вам радости-то! — Искренне говорю, от чистого сердца. — Из таких шалопаев потом отличные мужчины вырастают. Сам-то я… Как это сказать… Одинок. Холост — это уже поздновато в моём возрасте говорить. Ни детей, ни внуков. Скоро шестьдесят девять стукнет, восьмого августа, а меня и поздравить некому… Посижу сам с собой, по-стариковски так, чаю с тортиком попью, да снова за баранку. Вот и вся жизнь…
И чего это я разоткровенничался? Сам не пойму.
— А у меня две таких радости. Ромка, да Машенька. Маша ещё маленькая у нас, сколько ей, Рома?
— Два годика, и три месяца! — Выпаливает малец, и добавляет тут же: — А у меня тоже восьмого августа день рождения! Дедушка, а приходи к нам в гости, раз у тебя тоже праздник!
Быстрым взглядом замечаю в зеркале как покраснели щёки женщины.
— Ну, что ты, Рома… Дедушке неудобно будет, ему работать нужно, правда?
Надежда в голосе.
Чуть улыбаюсь, и вздыхаю:
— Верно мамка говорит. Работаю я, Ромашка. Да и что мне делать там, на празднике твоём? Там ребятишки будут, друзья твои, а я только мешать вам стану.
— Не будешь!
Ромка, боковым зрением вижу, уже карабкается между передними сиденьями, и шепчет мне на ухо:
— Не бойся, там ещё взрослые будут. Они с мамой и папой будут пиво пить, и газировку кислую из больших бутылок. Ты любишь кислую газировку? Приходи, дедушка. Я тебя ждать буду.
— Остановите возле метро. Рома, скажи дедушке спасибо, и вылезай.
Ну вот и приехали. Метро «Марксистская». Как быстро время пролетело. Аж жаль расставаться.
— А вам вообще куда? — Вдруг у женщины спрашиваю. — Может, я до конца отвезу? Что мальчонке в такую жару в метро задыхаться? И возьму недорого, только за бензин.
Понравились они мне. Мальчишка уж больно понравился. Живчик такой. Непосредственный, самостоятельный.
— Нет, спасибо большое. У меня в метро встреча. Человека подождать нужно. А потом сразу домой. Мы прям тут и живём, вот в этом доме. Так что, спасибо за предложение.
Жаль…
— Ну что ж, — говорю. — Дело хозяйское, раз так. Счастливо тебе оставаться, Ромашка. Мамку береги, и сестричку Машу. Ты ж мужчина?
— Да! — Выкрикивает звонко. — Мужчина, конечно. А ты, дедушка, не забудь про мой день рождения, хорошо? Ты всё помнишь? Наш дом — вон тот. Запомнишь?
— Запомню, сынок, запомню…
— До свидания, дедушка!
Я проводил взглядом две фигурки, которые на моих глазах всосала в себя воронка метро, и посмотрел на себя в зеркало.
Дедушка. Вот и дожили. Я-то себя, где-то в глубине души, считал ещё мужиком ого-го. На меня, бывало, и бабы ещё заглядываются. Ан нет. Дедушка — и точка. Рома сказал. Ромашка-промокашка. Такой не обманет. Видать, и вправду совсем в тираж я вышел. Скоро носки вязать научусь, и кота себе заведу. Барсика. Тьфу ты, ёкарный бабай!
А ведь и вправду, по большому счету, мне по возрасту не в развалюхе этой пылиться, а внуков нянчить. По возрасту — в самый раз. Не ровен час, колымага моя медным тазом накроется, и так-то на одном честном слове барахтается, и что делать? Все кончилась, дедушка, твоя профессия — вот тебе, дедушка, пенсия одна-одинешенька — выруливай как знаешь. Да и что с там с деньгами? Мне много не надо. Меня другое пугает — делать-то что? Дома сидеть, пылью да мхом порастать? Гулять мне что ли на старости лет? Вот и выходит, что я, как те ботинки, вроде вещь нужная — а куда ее применить один черт знает. Так бы хоть внукам пригодился. Или внучкам? Кто его знает — как оно могло бы быть: сын или дочка, внук или внучка, а то ведь и те и другие могли бы быть.
Я встряхнул головой, провёл рукой по небритому несколько дней подбородку, и снова завёл мотор.
На часах уже около четырех: вот-вот город встанет и закипит на жаре. Стало быть, мне тут делать нечего. Если движок не закипит, так я с ударом слягу. Вообще по идее, так и должно бы произойти — за рулем мне помереть. Встать так на Садовом, где-нибудь над Цветным Бульваром или у Маяковки. На вечную стоянку, так сказать. Не дома ж помирать. Там меня с неделю никто не хватиться, а тут хоть и проклянут и последними словами обложат, а все ж таки сразу скорую вызовут. Да и пятерка моя изъезженная мне давно дом заменила. Да прочь эти мысли, надо к дому заворачивать. Мы еще свое повоюем. Сами с собой.
А вот еще один руку кажет. Если не по пути — не повезу, ни за какие деньги. Не хочу по пробкам стоять, как-то с возрастом менее терпеливым становишься.
— На Шмидтовский подвезете? К первому Красногвардейскому?
— Это где ж там такой?
— Где небоскребы строят, может, помните, там раньше улица Узкая была?
Ишь ты! Помнит, как там улица называлась. Видно, из старожилов. Я то сам из этих мест, сначала на Саввинской угол снимал, а потом к Пресне ближе подобрался, в хрущовку. Стало быть, соседи мы с ним — повезло ему, по пути мне.
А мужичок, стало быть, в возрасте. Видно, что те времена помнит. Непривычно: не часто приходиться пенсионеров подвозить. Прыткий такой не по годам, на сидение ловко так запрыгнул, уселся, ремень пристегнул. Тут подчас клиента уговаривать приходиться ремешок-то пристегнуть, чтоб не штрафанули, а этот — сам.
— Машину сами, небось, имеете раз пристегиваться обучены?
— Куда ж теперь без нее, мотаюсь целые сутки — два часа сюда, два часа обратно и так целый день.
— По работе что ли?
— Да куда уж мне по работе, уважаемый? Я уж пять лет, как на пенсии обживаюсь.
Стало быть, почти ровесник мне. Вот как, а так больше полтинника на аванс не выдашь. А он продолжает:
— У меня теперь, мил человек, другие дела, внук, вот, заболел, а родители, как всегда — на работе. Вот я мотаюсь, то за лекарствами, то в поликлинику его поведу, то за гостинцами — такая у нас стариков — доля, верно ведь?
Киваю в ответ, сказать-то вроде нечего. Да, мол, понимаю ваши проблемы, а сам… куда уж мне?
— Сейчас вот еще, машину продаю, зять говорит, надо менять машину-то надо. Свою мне отдает
