начистоту — он вообще у тебя никуда негодный. Разве что соседей у помойки напугать, или дома в туалет в нём бегать. Ночью. Штоп никто не видел.
А я никуда идти не хочу. Я реву самозабвенно. Мужики — они ж такие, они ж думают, что всё дело в кофточке… Дурачьё.
— Какая кофточка?! — Всхлипываю, и останками леопардовой роскоши сопли утираю, — У меня сиси маленькие, поэтому я в вечном позоре, и меня кофточки не спасут!
Мужыг мне платок носовой дал, и леопарда тайком начал в ведро помойное запихивать:
— Мы тебе такую модную кофту купим. Знаешь, щас все красивые бабы в таких ходят. Безразмерные такие хламидомонады для беременных, и рукава фонариком. В такой кофте вообще непонятно — есть сиськи или нету.
Я изумилась, и забыла, что надо самозабвенно оплакивать свои сисечки:
— Ты где этого понабрался? — Спрашываю, и глаза уже недобро щурю. — Отвечай, потаскун!
— Так на работе… — Возлюбленный мой попятился. — У нас там одни бабы работают, и у них разговоров всех только про сиськи да кофточки с фонариками… Лид, тычо?
— Ничо. — Успокоилась уже такая. — Пойдём, кофточку прикупим. Только это… К ней надо будет туфли, сумочку, бусики…
— Духи, помаду, новую причёску, цветные контактные линзы…
— И заколочку. На чёлку.
— Господи, Боже мой. И заколочку. Прости, забыл.
Кофточку мы купили.
Модную, стильную, молодёжную.
Рукавчики фонариками, сисек не видно.
Сумку спиздили у моей сестры, так дешевле.
Туфли не купили. Не подобрали, блять.
А погода опять испортилась… Холодно мне будет, в кофточке этой.
В шесть придёт с работы кормилец.
Идём покупать новую кофточку.
Новые бусики.
Новые туфельки.
Новую заколочку.
Всё надо купить до завтра.
Ведь завтра он меня непременно бросит.
А виноват будет ШЫРВИНТЪ И ЕГО ПРЕЗЕНТАЦЫЯ!!!
Рассмешить Бога
'Если хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах'
— У тебя сигареты есть?
— У меня одна.
— Оставишь?
— Оставлю. Только давай за твой дом отойдём, у тебя окна на другую сторону выходят, мама не запалит.
Курить я начала недавно, в пятнадцать лет. Юлька ещё раньше. Юлька вообще всё успевала сделать раньше меня. Правда, она и старше меня на два года. У Юльки даже был парень. У меня его не было. А хотелось. Хоть какого. Пусть даже ботана прыщавого. Но на меня никто внимания не обращал. Пока я не начала курить. Внимания сразу прибавилось, но только со стороны дворовых бабок, которые не переминули доложить о моей дурной привычке маме. Мама меня строго наказала, и почему-то обвинила в случившемся Юльку.
Юльке эти обвинения ущерба не нанесли, с неё вечно всё как с гуся вода. Поэтому мы продолжали дружить.
И курить.
— Слышь, — Юлька щёлкнула зажигалкой, и поднесла огонь к помятой сигарете 'L&M', — мать моя хату нашу продавать собралась. Вернее, менять. На «двушку» в Зеленограде, и комнату в коммуналке где-нибудь в жопе мира. На задворках Москвы.
— А зачем? — Смотрю на тлеющий кончик сигареты, внимательно следя за тем, чтобы Юлька не выкурила больше половины. — Зачем ей Зеленоград нужен? Там же ещё нет ничего. Магазинов нет, метробуса нет, одни болота. И нахуй вам ещё комната в коммуналке?
— Меня отселить хотят. — Юлька глубоко затянулась, стряхнула столбик пепла, и протянула мне наполовину выкуренную сигарету. — Мать говорит, что больше не хочет жить со мной в одной квартире, что её заебала я и мои друзья, потом добавила, что не хочет, чтобы её младшая дочь брала пример со старшей, то есть с меня, и вот решение принято. Щас мать ездит, варианты рассматривает, а я жду. Так что съеду я скоро отсюда. В гости ко мне будешь приезжать?
— Не знаю, Юльк… Смотря, куда. Ты ж знаешь, меня мать вечно контролирует. Да и с тобой мне дружить не разрешают. С прошлого года.
— Это когда я тебе на днюху литр спирта подарила? — Хохотнула Юлька. — Так это ж прикол был. Что, мать твоя шуток не понимает?
— А в чём прикол-то? — Пепел аккуратно стряхиваю, и курю короткими затяжками, дым глубоко не вдыхая, чтоб не закашляться. — Мы твоим подарком и нахуячились. Десять четырнадцатилетних девок. Меня мать потом чуть не убила. Хорошо, что отцу ничего не рассказала.
— Ну, давай теперь всё на меня валить. — Юлька выдернула у меня из рук короткий бычок, и в одну затяжку добила его до самого фильтра. — Моё дело было подарок вручить. А вот открыла ты его уже сама. И водой из бачка туалетного сама разводила. И с вареньем вишнёвым миксовала тоже ты. А виновата, как обычно, Ершова, ага.
— Ещё сигареты есть? — Тему перевожу.
— Есть. На жопе шерть. И та клоками. Нету ничего, я ж тебе сразу сказала. Попозже стрельнём у кого-нибудь. — Юлька сплюнула на асфальт, и опустилась на корточки. — Я в залёте, Лид.
Я опустилась рядом с Юлькой, и так же как она, опустила голову вниз.
Сидим, плевок Юлькин рассматриваем.
— Это как? — Задаю глупый вопрос. Понимаю сама, что глупый, что нагрубит мне щас Ершова, но спросить ведь что-то надо, а не знаю чего…
— Как-как… Каком кверху. Обычно, как… Мать моя ничего не знает, само собой. Так что, может, этот переезд и к лучшему…
Молчим сидим. Слюни на асфальте медленно превращаются в мокрое пятно.
— А отец кто? — Снова спрашиваю. И уши краснеют, чувствую. Два года у нас разницы с Юлькой — а ощущаю себя сейчас первоклашкой какой-то. Даже не знаю, что в таких случаях спрашивают.
— Дед Пихто. — Юлька снова сплёвывает. Рядом с мокрым пятном появляется комок белой слюны. Смотрим на него. — Толик, конечно.
— Толик… — Повторяю эхом. — А он ведь намного тебя старше ведь?
— Не намного. На восемь лет всего.
На восемь лет… Мне мама запрещала дружить с мальчиками, которые были старше меня больше, чем на два года. Пугала меня изнасилованием, беременностью, и вселенскими проклятиями, если ослушаюсь. Книжки подсовывала разные, ещё и абзацы в них карандашом обводила. Так я узнала, что все мальчики, которые старше меня больше чем на два года, непременно потребуют от меня плотской любви. Причём, как утверждал автор книги, ещё обязательно будут шантажировать меня чувствами. Интересно, а Юльку шантажировали? И зачем она повелась на уговоры?
— Юльк… — Я тоже плюнула на асфальт, но у меня не получилась, и слюни повисли у меня на
