Проснулся и дядя Коля.
— Что ж, ребятки, вперед?— сказал он, ощупью одеваясь и беря рюкзак.
Мы не знали, как далеко до места, где вчера горел костер. Дядя Коля сказал, что километра два. Но могло быть и дальше — ночные расстояния обманчивы... Поэтому, идя цепочкой, след в след, ухо держали востро. Я говорю — ухо, потому что зрение в данном случае было для нас слабым подспорьем. В долине стоял такой туман, что из него торчали верхушки лишь самых высоких деревьев.
— Тихо, ребятки, тихо,— шепотом наставлял дядя Коля.— 'Федька наверняка еще дрыхнет без задних ног. Он всегда продирает глаза с трудом. Мы должны подкрасться незаметно и застать его врасплох. Не то он, подлец, мой «Заур» пустит в ход.
Примерно минут через сорок мы почувствовали запах дыма. В костер подбрасывали пихту — она далеко пахнет... Дядя Коля потянул в себя и предупредил, что осталось немного. Теперь через каждые пятьдесят — сто шагов он останавливался, подавал нам знак: «Тихо, ребятки!» — и замирал, прислушивался.
Наконец мы вышли к какой-то неширокой речонке, ласково журчавшей на перекатах.
— Большая Китатка,— сказал дядя Коля.
До костра оставалось совсем немного, мы уже слышали хриплое покашливанье: «Кхе-кхе!» Дядя Коля кивнул: «Айда!» — и, слегка наклоняясь, перебежал дальше. Послышались голоса людей. Судя по голосам, у костра было человека три-четыре, может быть, и пять.
Мы постояли-постояли в кустах, потом вышли на открытую, почти совсем голую поляну и не таясь направились вдоль берега. Через минуту в поредевших сумерках мы увидели троих рослых мужчин. Один из них умывался, намыливая лицо и шею. Другой сидел на малахитовом от мха камне-валуне и чинил рубаху. Третий возился у костра, то шуруя, то помешивая в котелке. Глянув на котелок, из которого во все стороны распространялся приятный запах, я вспомнил, что вчера мы легли спать, не поужинав, а сегодня отправились в путь-дорогу, не позавтракав... Под ложечкой у меня засосало.
— Здорово ночевали!— проговорил дядя Коля, подходя к костру и снимая кепчонку.
Тот, что умывался, нехотя распрямил спину и глянул на нас сквозь щелку в мыльной пене. Второй, занятый починкой рубахи, тоже посмотрел на нас и кивнул слегка. И только третий, кашевар, худощавый и белозубый, ловко перекинул ложку из правой руки в левую и шагнул к нам:
— Здорово! А нам что-то начало везти! Все лето никого, кроме медведей, и вдруг — вчера один, сегодня трое!
— Непрошеный гость — что в горле кость, ты это хочешь сказать?— переходя на шутливый тон, продолжал дядя Коля.— А вы кто же будете, охотники?
— Не угадал, батя,— засмеялся кашевар.— Пардон!— Он наклонился над висевшим на таганке котелком, снял ложкой пену и снова распрямил спину.— А вы, судя по экипировке, шишкарите? Что ж, лето нынче урожайное, знай не ленись!
— Тогда геологи, не иначе,— догадался наконец дядя Коля, приглядываясь к обстановке.
Недалеко, под соснами, виднелась палатка с провисшим верхом. Возле палатки стояли полные рюкзаки, рядом — молоток на длинной рукоятке, с какими обычно работают геологи. Здесь же, у палатки, висела некогда синяя, а теперь совсем выцветшая рубаха. Кто-то из этих троих постирал ее и повесил сушить.
— Вот это в точку!— подтвердил кашевар.— Что, уже встречались с нашим братом?
— Доводилось,— кивнул дядя Коля.
Мы скинули свои рюкзаки с плеч, сложили их кучкой отдельно, недалеко от костра.
«Где же Федька? Может, он и есть тот, вчерашний?»— подумал я. Эта мысль, наверное, пришла в голову также дяде Коле и Димке. Во всяком случае, они глянули на геологов, потом перевели взгляд на палатку с провисшим верхом. Если тот вчерашний здесь, то он наверняка дрыхнет сейчас в этой палатке.
— А вы кто такие?— спросил геолог, утираясь льняным полотенцем и подходя к костру. Лицо его было смугло от загара, глаза большие, выпуклые. Можно было подумать, что эти глаза с чужого лица.
— Мы так, отчасти шишкари, отчасти золотоискатели,— ответил дядя Коля.
— Где же ваши шишки?— недоверчиво глянул на него человек с выпуклыми глазами. Он не спеша подошел к палатке, повесил полотенце на колышек и вернулся к костру.
— Тайга...— развел руками дядя Коля.
— А что тайга! Шишек в тайге хватает, была бы охота.
— А нам вот и не хватило,— улыбнулся дядя Коля.— Ходили-ходили и ничего не выходили.
Третий, бородач, между тем кончил латать рубаху, надел ее, заправив в брюки, и тоже подсел к нам. Волосы у него были черные, с легкой курчавинкой, брови тоже черные. Обращаясь к своим дружкам, он простодушно пожурил:
— Люди, поди, есть хотят, а вы — тары-бары... Вы что ж, так всю ночь и топали?
— Нет, почему же, ночью мы спали. И недалеко отсюда спали, в часе ходьбы. Утречком глядим — дымок через туман сеется... Быстренько собрались и айда!
— Так садитесь поближе, что ж вы... Медвежатиной не брезгуете? Ну и прекрасно!— пригласил кашевар, снимая котелок с таганка.— Попался тут один, не захотел уступать дороги, вот и пришлось отправить его в котел...
— Не захотел, так ясное дело,— понимающе кивнул дядя Коля.
Мы — все трое — сходили к речке, умылись и только после этого подсели к геологам.
Как скоро выяснилось, кашевара звали Виктором. Выпуклые глаза назвались Александром. Ему не было и тридцати, хотя с бородой он выглядел на все сорок. Последнего звали Серегой. Крупный мужчина, кряжистый, как говорят про таких в Сибири, он смотрел чуть-чуть вприщур и немного исподлобья.
Старшим в группе был Александр, а для нас с Димкой — Александр Николаевич, высокий, подтянутый, с острым взглядом и таким же острым, резким голосом.
— Давайте, ребятки, в медвежатине самая сила,— подтолкнул нас дядя Коля.
Хлеба у геологов не оказалось, давно вышел. Дядя Коля предложил каждому по сухарю. Александр Николаевич свой сухарь размочил в кружке чая. Взяли сухари и остальные. Мы с Димкой принялись за еду последними. Чай, сухари — пища привычная. А вот есть медвежатину нам, признаться, еще не доводилось.
— Вы что, брезгуете?— догадался Виктор.
— Почему же...— возразил Димка и решительно поддел ножом кусок мяса.
Я последовал его примеру.
— Ешьте, злее будете!— мотнул лохматой головой Серега.— Жалко, что поздно пришли. Мы бы вас печенкой угостили. Медвежья печенка — это, знаете ли, де-ли-ка-те-с!
Сейчас это может показаться странным, почти невероятным, но это факт, что геологи тоже ничего не знали о войне. Оказалось, они отправились в тайгу еще в мае, от основной базы оторвались, и живут старыми, довоенными представлениями.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!— разлохматил пятерней волосы Виктор.
— Помолчи,— отмахнулся от него Александр Николаевич.— Так рассказывайте, рассказывайте, мы же ничего не знаем...— Он пересел поближе, приготовился слушать.
Дядя Коля показал на нас с Димкой: «Пусть они рассказывают...» Димка не заставил себя долго ждать. Покончив с медвежатиной, он рассказал обо всем, чему мы были свидетелями сами, что вычитали из газет или узнали от взрослых.
— А вы не того?— исподлобья глянул на нас Серега.
Димка обиженно мотнул головой и умолк.
Геологи были потрясены. У каждого где-то остались родные и близкие, просто друзья-товарищи, и каждый сейчас, наверное, подумал о них.
— Ну вы и обрадовали!— вздохнул Александр Николаевич.
Доедали медвежатину и допивали чай уже наскоро, без всякого аппетита. Александр Николаевич кивал Димке: «Ты, парень, рассказывай, рассказывай...» Но рассказывать Димке больше было нечего. Мы сами уже- неделю, как радио не слушали и газет в руках не держали. А за неделю много воды утекло.
