успеха.
Княгиня не привыкла пасовать перед обстоятельствами. Она приятно улыбнулась, думая, какой же этот Джо оборванец! И впрямь, из недавнего боя он вышел несколько потрепанным — нельзя драться с производителями бисквитов и остаться чистеньким и опрятным.
— Да, Джозеф, давненько мы не виделись.
— Давно, давно. Но вы, как всегда, обворожительны.
— Благодарю. Жаль, не могу сказать того же про тебя.
— Я никогда не был в вашем вкусе, верно?
— Прежде ты хотя бы ходил аккуратным!..
— Вам кажется, что я грязноват? Немудрено. Как раз и забежал сюда помыться после драки.
— Хочешь чаю?
— Нет, благодарю. Пожалуй, вы его отравили.
— Не захватила яду.
— Ах, да, не рассчитывали на нашу встречу! Верно говорят, человек должен быть готов ко всяким неожиданностям. Извините, отлучусь на минуточку. Почищусь ради вашего общества.
И Джо вышел из зала. Окликнув официанта, княгиня оплатила счет. При этом она улыбалась и щедро дала на чай. От неожиданной встречи приятное расположение духа стало совсем радужным. Вскоре вернулся Джо.
— Вид у тебя стал непригляднее, — заметила княгиня. — Итак, ты участвовал в драке?
— Да. С обворожительным субъектом по имени Перси. Фамилию не уловил. У нас состоялось три раунда. Я присадил ему синяк, он чуть не переломал мне ребра. Потом мы решили расцеловаться и помириться. Как раз перед тем, как вас увидеть, поставил пиво ему и десятку его близких друзей. Что-то вы выглядите необычайно счастливой, Ваше высочество.
— Правда?
— Хотя немудрено. Такая неожиданная встреча со старым другом! Наверное, удивились, увидев меня.
— Весьма.
— Я же, напротив, ожидал нашей встречи. Я сейчас живу в Уолсингфорд Холле и слышал, там вас ждут.
— А как ты попал туда?
— Хотел пообщаться с Табби. Ему нужна братская забота.
— Откуда ты узнал, что он тут?
— Слухи долетели. Табби говорил, вы подумываете купить усадьбу.
— Да.
— Значит, житье мое там не затянется.
— Оборвется сразу. Ты сейчас туда? Могу подвезти.
— Благодарю.
— Если только у тебя не намечено новых уличных боев.
— Нет, на сегодня хватит. Слышал, вы снова ездили в Нью-Йорк.
— Да. Позавчера вернулась. Ездила повидаться с адвокатами по поводу налогов. Клерки из казначейства доходят до абсурда.
— Выколачивают деньги из богачей?
— Пытаются, во всяком случае.
— Надеюсь, вас они ободрали как липку.
— Напротив, все уладилось прекрасно. Сигареты не найдется?
— Пожалуйста.
— Благодарю. Да, я победила по всем линиям.
— Уж вы такая!
Снова Джо испытал невольное восхищение и одновременно негодование. Его часто испытывали те, кому довелось сталкиваться с этой женщиной. Непринужденная легкость, с какой она одолевала все препятствия и самодовольно неслась по жизни, всегда на гребне волны, оскорбляла ею как драматурга. Она настолько очевидно была отрицательным персонажем, что судьба, казалось бы, неизбежно должна покарать ее. Но ничего такого не случалось. Тот, кто пустил в ход идейку, будто Добро торжествует над Злом, не был знаком с княгиней фон цу Дворничек.
Джо наблюдал, как она покуривает, тихо улыбаясь какой-то мысли, и старался проанализировать убийственные чувства, которые она всегда возбуждала в нем. Была она явственно непобедима, и он пришел к выводу, что именно это и порождает в нем дурные чувства. Сердца у нее не было, деньги — были, что и позволяло ей встречать все жизненные бури в тройной броне. При ней Джо всегда ощущал себя пигмеем, легкой волной, бьющейся о высокую, самоуверенную скалу. Без сомнения, клерки американского казначейства испытали те же ощущения.
— Черт знает что! — воскликнул он.
— Извини?
— Видимо, нет никаких надежд, что справедливость над вами свершится.
— У тебя такой вид, словно бы ты с наслаждением придушил меня.
— Ну, что вы! Только бил бы по голове такой вот медной вазой и смотрел, как вы извиваетесь.
— А ты все такой же милый! — расхохоталась княгиня.
— Наверное, ни один из нас не переменился.
— Но переменились обстоятельства. Последний раз, когда я про тебя слыхала, ты служил матросом на грузовом судне.
— А после этого — официантом. Еще снимался в массовках и был довольно плохим боксером. Какое-то время работал вышибалой в нью-йоркском баре. Тут я потерпел провал. Однажды вечерком я принялся вышибать буйного клиента, но, к несчастью, вышиб он меня. Босс утратил веру в мой профессионализм, и вскоре я отплыл в Англию, строить новую карьеру. С той поры дела двигаются довольно успешно.
— Рада слышать.
— Еще бы! Работал в газете, а затем стал не то марионеткой, не то мальчишкой на побегушках у издателя с сомнительной репутацией по имени Басби.
— Да, бурной ты жил жизнью. Пойдем? Они двинулись через зал.
— А затем, — подсказала княгиня, — ты стал драматургом?
— Слышали про мою пьесу?
— Видела.
Пигмей чуть подрос и взбодрился, словно охотник, стреляющий в носорога из духового ружья и обнаруживший, что один из его бумажных шариков вынудил того поморщиться. Если его собеседница и поморщилась, он этого не заметил, но ему было известно, что чувства свои она скрывает здорово.
— Уже? Очень лестно. Ну и как?
— Может, кое-кому твоя пьеска покажется умной…
— Лучшие критики здесь единодушны. Хотите, почитаю рецензии?
— Нет, благодарю.
— Поразительно! Ну никто не желает их слушать! Пожалуй, скоро я заподозрю заговор. А как прошел спектакль?
— Недурно.
— Зал был полон?
— Набит битком.
— И публике понравилось?
— Вопили от восторга.
Они вышли на улицу.
— Моя любимая сцена, — сообщил Джо, — та, во втором акте, между злобной мачехой и ее пасынком. Зритель оценил?
— Весьма.
— А вы?
