бегать стопроцентные мутанты, но они будут считать себя людьми, а нас уродами. Эй, чоловiк, кто ты?
Хотел я спросить рыжего: попугай-попугай, ты какой веры? Но что поделаешь: им, рыжим психам, нужно доказывать всему миру, что во всем виновна империя. Еще Гобино[12] писал, что желтая раса — хорошо консервирует, белая — создает, а черная — разрушает. Это мировая гармония!
Ты не читал трудов Гобино? Вот и слушай. Каждый расовый тип имеет свою базовую психологическую форму. Здесь же, брат ты мой, белый чоловiк, все запутано! Белый чоловiк оранжевого типа признает лишь форму ОУН. Он хотя и белый чоловiк, но ничего не создает, он стремится разрушать по-черному, и консервирует он ничем не оправданную ненависть к своим, а вовсе не белый чеснок и желтое сало. А вот какие он пiсни спiвает при этом:
Народ на майдане выдает драйв:
Это же массовый психоз! За политическое безумие мы будем платить дружно и вместе: и хохлы, и москали — когда придет настоящая демократия. А пока так и представляется утренняя Америка, детки — тоже, как и мы, безнациональные американцы. Их мама печатает на кухне доллары для всего мира — это надомная работа, но…
— Мама! — говорят несмышленыши по-американски. — А куда это ушел наш папа? На работу?
— Да, дети! Ваш папа повез демократию в другие страны мира.
— А почему он повез ее на танке?
— Там очень плохие дороги, дети. Их надо бомбить и переделывать заново!..»
«…Да-а, дети мои! Но что нынче может Москва-мама? От Кремля несет падалью. Нынче в Москве закрыли православный храм святого Иоанна Кронштадтского возле метро «Водный стадион». А мне жаль, очень жаль детишек папы Киева и мамы Москвы. Мне-то понятно, что «Karasik» — это означает не керосин, а «Портной Карасик». «Дитячій притулок» — тоже понятно, благодаря тому, что для удобства национальных меньшинств тут же сделан перевод — «Детский сад». Но «смеріхел» непонятен еще более, чем «Коуту всерокомпама», и еще более ошеломляюще, чем «Їдальня».
Они забывают простую вещь: живой язык это тот, на котором говорят люди здесь и сейчас. Ведь еще Декарт рекомендовал: «Уточняйте значения слов и вы избавите человечество от половины заблуждений». А каково же детям человеческим? Чому воны повинны перекладати для себе з «української» те, що вам зрозуміло, а мені — ні? Чому я повинен на запальничку[14] говорить «спалахуйка»? Ну, спала бы и спала себе эта самая штучка…»
Бедный мой брат и товарищ по психлечебнице Юра Воробьев, светло и печально любящий детей всей земли, а русских — особенно. Я обращаюсь, дорогой мой, к тебе со словами: ну, ладно, мы уже пожили, и голыми задницами масс нас не удивишь, а за детей страшно и мне тоже. Я знаю: доброта присуща твоей душе как таковая, знаю, что Господь лишил тебя способности злиться по пустякам, но только зачем ты хочешь исправить этот безумный мир? Зачем ты телепортировался на украинские выборы, только ли потому, что все твои предки — малоросы?
А тем временем в протоколе:
«Нами всеми сообща должна быть создана белая русская элита для внутреннего пользования, господа холопцы! И «дякую» свое шляхетское, полупанское не забудьте сказать мне за науку!» — добавил Юра служивым не для протокола.
Но служивые заметили ему, что гражданин другого государства должен быть более корректен, нежели свои.
«Кто? Это я-то гражданин другого государства? Эдак у вас, холопцы, получается, что таджик, родившийся в Жмеринке, хохол! Но тогда некто родившийся в гараже — автобус! Дожились, засiчны!.. Я, по-вашему, что, себя на улице нашел? Я совершенно спокойный человек, но меня нельзя трогать или мне указывать — взорвусь…»
Но, увы! Менты по-своему правы. Живем-то мы, господа аборигены, в согласии с теорией политкорректности, хотя и не совсем добровольно. Нам нельзя называть евреев — «жидами» и даже евреями, в силу того, хотя бы, обстоятельства, что они никакие не китайцы.
Вот написал я слово «жидами», а компьютерный редактор подчеркивает это слово: оно-де с ярко выраженной негативной, экспрессивной, иронической окраской. Это как так? А так, что убьют психи. Чернокожих и афроамериканцев нельзя называть «неграми» — тоже убьют. Нельзя употреблять слова «слепой», «глухой», «хромой» по отношению к людям с физическими недостатками, если это очевидно, а надо говорить: «он не такой, как мы». Убьют. Нельзя называть гомосексуалистов — «гомиками», «содомитами», «педерастами», «голубыми», если они забрались тебе на голову и жуют поля твоего нового «стетсона». Убьют. Американские феминистки настаивают на том, что слово «женщина» нужно употреблять не в неполноценной форме «woman», а говорить «female». Тоже убьют. Или такую же стерву, как сами, в жены подсунут. А дети будут все горше плакать!
Вот из этих самых соображений политкорректности и желания замирить человечество, искоренить из социума оскорбительные взаимоотношения, служивые вознамерились «добавить» задержанному так, чтобы не оставалось синяков. Они приготовили противогаз для «слоника» и колбаски с днепровским песком. Убьют…
Но как только человек по званию лейтенант, а по фамилии Западлячко сказал чисто по-русски:
— Едрена ты вошь! Кактус тебе в задницу! Это же тоталитарная пропаганда! А ты знаешь хоть, что Иисус Христос был украинцем и при том галичанином, а не назаретянином никаким!
Так сразу Юра Воробьев пояснил:
— Я с провинции, да, я не понял: какой, да, кактус, панове?
Затем Юра клинически просто произнес наработанные годами гипнотического практикума три буквы:
— Эм! Тэ! Эс!..
И жовто-бвакитные мусора тут же осолонели, словно клонированные жены Лота… Украинский суд, наверное, тоже короче, чем Гаагский…
«Ты прав, Юра, — говорил он себе сам. — Ты бесспорно прав. Я согласен, только не буянь, не злись, а помолись вот так:
«
