иносказаниями и недомолвками, принятыми в Туране!..
— Тогда нам обоим пора. Я отведу тебя… в другое место. Там тебе будет лучше.
— А как же твое дело? Ты же хотел вернуться в сад за какой-то вещью…
— По пути объясню. Только сначала… сумеешь одеться?
Он размотал с пояса и протянул ей шелковое полотнище. Не потому даже, что изначально нанявшим его Джамалем именно для обертывания… скажем так, — ствола Персикового Дерева эта самая тряпка и была предназначена. Просто — так было правильно. В конце концов, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами ему оно больше было не нужно, а ей теперь, что же, так и ходить по городу в своем легкомысленном наряде?..
— Как все это удивительно! — голосок Персикового Дерева был мечтательным. — Словно в старинных песнях.
С точки зрения Конана гораздо удивительнее было то, что за какие-то пятнадцать минут и при помощи всего-то пары веревочек и нескольких вопрошенных у обитателей притона бронзовых булавок она умудрилась смастерить из шелкового полотнища вполне пристойный наряд. Теперь они выглядели вполне приличной парой — идущая по какой-то своей надобности знатная госпожа и ее сопровождающий — то ли охранник, то ли тюремщик. Или — и то и другое сразу, как у них тут принято.
Ткани хватило даже на головную накидку, которой местным жительницам предписывалось закрывать лицо в присутствии посторонних мужчин или просто на улице.
Пока что дорога была пустынна, и она легкомысленно откинула этот кусок материи на плечо. Но скоро он вполне мог пригодиться — огромная луна потихоньку бледнела на розовеющем небе и уже кричали где- то первые петухи. Скоро, вторя им, зазвенят колокольчики утренних водоносов и город начнет просыпаться…
Впрочем, до нужного дома оставалось идти совсем чуть-чуть.
На этот раз он вышел к дому четко — прошло всего шесть дней, да и рассвет уже явственно вступал в свои права. Он довел ее до самых дверей. Остановился.
— Дальше пойдешь одна. Стучи. Мужу скажешь, что Конан-варвар за деньгами завтра придет.
И, видя, как округлились ее глаза и рот в уже готовом сорваться протесте, сам несколько раз грохнул по двери кулаком. И быстрым шагом пошел вдоль улицы, не оборачиваясь.
Он слышал за спиной неясные голоса, скрип открываемой двери, женские возгласы, оханья, чей-то торопливый топот, еще какую-то суету. Но обернулся лишь, дойдя до угла.
Улица была пуста.
Практически не замеченный полусонной с утра пораньше стражей, Конан покинул город через западные ворота.
Он выбрал эти ворота не из каких-то принципиальных соображений. Просто снятый Джамалем скромный домишко находился на самой окраине Шадизара, в двух минутах ходьбы именно от западных ворот. Этим и только этим обстоятельством и был обусловлен конановский выбор. А то, что в какой-то паре полетов стрелы от этих ворот обнаружилась уютная рощица с небольшим родниковым ручейком в тенистой своей глубине, оказалось приятным дополнением. Вообще-то он собирался дойти до ближайшего постоялого двора с колодцем, и провести церемонию там, но рощица тоже вполне подходила.
Если быть откровенным, она подходила даже больше, поскольку не имела обыкновения совать нос в чужие дела, в отличие от хозяев постоялых дворов…
Конан напился — вода была ледяная, от нее сразу же заломило зубы. Наломал небольшую кучку сухих веток — много ему сегодня не требовалось, не обед варить собирался. Достал из пояса огниво и развел крохотный костерок. Потом снял пояс и положил его на землю — с противоположной стороны. Костра. Зачерпывая воду ладонями, тщательно вымылся — целиком, аккуратно смывая с кожи дорожную пыль, а заодно и все следы волшебного молока. Хотел было отодрать присохшую к ране повязку, но не стал, решив, что с этим пусть лучше законный владелец разбирается. Размочил только как следует — все же не звери мы.
Боль вернулась мгновенно, после смывания первой же липкой полоски — но он был готов и даже не поморщился, довершив умывание до конца. Разве что напряженная улыбочка стала немного более кривой, чем раньше.
Боль не могла ему помешать. Подумаешь, боль? Ерунда.
Он зачерпнул сложенной ковшиком левой ладонью немного воды, положил туда же щепотку земли, а правой рукой достал из костра горящую веточку. Сказал негромко:
— У перекрестка трех дорог призываю четыре стихии в свидетели: я выполнил условия.
После чего затушил веточку прямо в грязевой кашице на ладони и дунул на зашипевший уголек.
Порывом ветра взъерошило волосы, плеснула вода под корягой, крохотный костерок выстрелил в небо длинным языком пламени. Показалось даже, что земля под ягодицами слегка шевельнулась, подтверждая, что и она — услышала..
С другой стороны костра возник прямо из воздуха и неловко плюхнулся на землю человек. Взвыл — в падении он, кажется, не совсем удачно подвернул ногу. Вслушиваясь в витиеватые ругательства, Конан восхищенно прицокнул языком — что-что, а сквернословить за свои триста лет мажонок научился преизрядно.
— Что, не мог еще денек потерпеть? — спросил маг сварливо, прекратив, наконец, ругаться. Судя по несколько растрепанному виду и следам используемой жрицами Дэркето краски для губ на шее, у него и впрямь были причины для недовольства. Впрочем, он даже и не подозревал, насколько веские причины для недовольства у него имеются на самом деле — иначе бы не прекратил ругаться так скоро.
— Ну, проиграл… бывает. Я что — возражаю? Я честно признаю! В чужом теле трудно колдовать, но я сегодня еще ночью почувствовал — проиграл. Но мы же на семь дней уговаривались! А семь дней кончаются только завтра! Что за варварская мелочность — даже напоследок не дать несчастному человеку как следует вкусить удовольствий…
Странно, но собственный голос показался Конану довольно противным. Этот трехсотлетний брюзга даже красивый и сочный низкий конановский тембр сумел превратить в надтреснуто дребезжащую мерзость. Внезапно лицо мага — такое знакомое лицо! — вытянулось.
— Что это? — спросил он севшим голосом.
Конан проследил направление его взгляда и обнаружил на влажной набедренной повязке проступающее розоватое пятно. Усмехнулся:
— А, это… Поздравляю. Теперь ты евнух.
Маг стал желтовато-серым. Похоже, именно так выглядит бледность, проступившая под бронзовым загаром. Зрелище было интересным pi ранее не виданным — самому Конану как-то бледнеть не доводилось. Маг судорожно облизал губы. Спросил с безумной надеждой:
— Ты нарушил условия?
Конан с усмешкой покачал головой. Развернул ладонь с облепленным грязью угольком так, чтобы магу было видно — стихии никогда не подтвердили бы его право, нарушь он условия сделки.
Но маг был явно в ступоре, смотрел ничего не понимающим взглядом, тряс головой. Пришлось повторить уже вслух:
— Я выполнил условия. И теперь хочу обратно свое тело. Меняемся?
И слегка повернул ладонь над костром, намереваясь стряхнуть туда уголек.
— Стой!!!
Маг буквально рухнул вперед, обхватив конановскую ладонь обеими своими — пока еще своими! — огромными ладонями и не давая угольку упасть.
— Подожди! Так нельзя!
Не отпуская руки, он быстро-быстро заелозил коленями и пополз вокруг костра — поближе к Конану, чтобы было удобнее заглядывать ему в лицо. Снизу вверх заглядывать, в униженном жесте поднося так и не отпущенную руку чуть ли не к губам — для этого магу пришлось согнуться в три погибели и до предела вывернуть шею.
