Гилберт поднялся в башню, обнаружил труп и впал в панику. Монаху было приказано похитить книгу целиком, ибо де Белема интересовали секретные сведения не только о собственной персоне, но и все прочие тайны. Мы знаем, что он донимал расспросами старого Талейта и Хесселвела. Де Белем прекрасно понимал, что чужие секреты — мощное оружие, при помощи которого он обеспечит себе незыблемую власть. Однако же Гилберт, охваченный страхом, позабыл о наставлениях своего патрона и захватил лишь те страницы книги, что имели непосредственное отношение к нему и к де Белему. Канцлеру эти страницы отнюдь не представлялись важными, он их даже не хватился. Однако позднее де Ветерсет собственноручно изъял из летописи главы, по его мнению не предназначенные для посторонних взоров. Тем самым он внес в дело немалую путаницу: просмотрев летопись, мы не обнаружили ни единой строчки, проливающей свет на свершившиеся события. Мы лишь поняли со всей очевидностью, что у Бакли не было ни малейшего повода для побега.
— По словам Бакли, он быстро сообразил, что планы преступников пошли наперекосяк и де Белем не знает, как поступить с пленником, — вставил Бартоломью. — Думаю, де Белем собирался держать вице- канцлера в заточении до того момента, когда смерть Бакли будет выгодна.
— Теперь вспомним, как погибли злосчастные жертвы преступников, — произнес Майкл, наклоняясь вперед и пытаясь рассмотреть, не осталось ли на донышке горшка еще супа. — У Джанетты перерезано горло, Николас и Фруассар задушены посредством гаротты. Подобный способ расправы встречается крайне редко. Значит, всех троих убил один и тот же человек. С Фруассаром, вне всякого сомнения, разделался Гилберт. Лишь у него были ключи, позволяющие спрятаться в подвале и выждать, пока Фруассар окажется в запертой церкви один.
— Жена Фруассара тоже задушена гароттой, — сообщил Стэнмор. — Об этом мне рассказал один из моих работников.
Известие это повергло сидевших за столом в молчание. Отец Люций недоуменно обводил взглядом своих гостей, словно отказывался поверить, что душа человеческая может вместить столько зла.
— Значит, Гилберт убил свою сестру, когда обнаружил, что та намерена бежать вместе с Николасом, — подвел итог Бартоломью. — Он убил Фруассара, когда тот заподозрил, что на улице Примроуз творится что-то неладное. Он убил жену Фруассара с целью создать видимость, будто последний скрылся в церкви, пытаясь избежать возмездия за совершенное преступление. И наконец, он убил Николаса, когда тот рискнул вернуться в Кембридж на поиски Джанетты.
— Скорее всего, и городских потаскух убивал Гилберт, — заметил Стэнмор. — Ведь у них у всех тоже перерезано горло.
— Фрэнсис де Белем не была проституткой, — уточнил Бартоломью. — И перед смертью она успела прошептать, что ее убил «не он». Я долго не мог сообразить, что она имела в виду. Думал, она хотела оградить от подозрений своего отца или же любовника. Или пыталась сказать, что убийца не принадлежал к человеческому роду. Ведь он мог скрыть лицо под какой-нибудь жуткой маской, изображая посланника ада. И лишь теперь я понял, в чем дело. Фрэнсис хотела сказать, что ее убил не мужчина. Это сделала Джанетта — точнее, Гилберт в женском обличье. Та самая загадочная женщина, которую бедная Фрэнсис частенько видела по ночам в доме своего отца. Господи боже! — оборвал сам себя Бартоломью.
— Что? — встрепенулся Майкл. — Что пришло тебе в голову?
— Бонифаций, — пробормотал доктор.
Сидевшие за столом устремили на него растерянные взгляды.
— По словам Бонифация, Фрэнсис назначила ему встречу в саду колледжа. Сказала, что хочет сообщить нечто важное. Но он ждал ее напрасно. Она не пришла, потому что ее убили. Поначалу я думал, что Фрэнсис собиралась сообщить о каких-то своих невзгодах. Но, может статься, она хотела рассказать возлюбленному о странных делах, творившихся в доме ее отца. Наверняка она слышала плач ребенка, возможно, видела птиц и летучих мышей, которых де Белем держал на чердаке. Постоянно запертая комната, где заточили Бакли, тоже не могла не насторожить Фрэнсис. Полагаю, она надеялась, что Бонифаций сможет прибегнуть к помощи братьев-францисканцев и докопаться до истины. Возможно, ей было известно, что отец ее связан с сатанинскими сектами и запятнал себя богохульными деяниями. Так или иначе, Гилберт разгадал ее намерения. Переодевшись Джанеттой, он последовал за Фрэнсис в сад колледжа, где и убил ее.
— Да, это похоже на правду, — кивнул головой Майкл. — Наверняка Фрэнсис тревожила связь отца с сатанинскими сектами, и она видела, что нечестивые игрища увлекают его все сильнее. А неприятность, случившаяся с ней самой, усугубила ее тревогу.
— У Фрэнсис случилась неприятность? — с откровенным любопытством спросил Стэнмор, — Какая именно?
— Сейчас это уже не имеет значения, — быстро ответил Майкл, поймав на себе укоризненный взгляд Бартоломью.
— Пока мы склоняемся к тому, что убийства, совершенные в городе, были делом рук Гилберта, — задумчиво произнес Бартоломью. — Однако же раны, нанесенные Джанетте, Фрэнсис, Исобель и Фрите, не одинаковы. Шеи у Исобель и Фриты были перерезаны, а у двух других жертв перерублены.
— Не вижу здесь большой разницы, — вздрогнув, проронил Стэнмор. — Так или иначе, у каждой жертвы на пятке был оставлен знак в виде кровавого круга. Без сомнения, тут действовала одна и та же злодейская рука. Меня сейчас занимает другое. Знал ли де Белем, что Гилберт лишил жизни его единственную дочь? А также шлюху, с которой красильщик тешил свою плоть?
— Не знал, — покачал головой Бартоломью. — Если бы знал, он не попросил бы нас расследовать убийство Фрэнсис. А вот Гилберт в женском обличье дважды предостерегал меня, настоятельно советовал бросить дело. Первый раз — на улице Примроуз, второй — во дворе церкви Святой Марии. Именно Гилберт приказал Хесселвелу подбросить на кровать Майкла голову козла, заявив, что такова воля главы секты. И наконец, Гилберт велел Хесселвелу натереть задние ворота Майкл-хауза горючей смесью. Он знал, что мы с Майклом имеем обыкновение пользоваться этими воротами по ночам, и намеревался запалить их при нашем появлении. Даже если бы огонь не причинил нам вреда, мы получили бы еще одно зловещее предостережение. Кстати, де Белем всячески пытался убедить нас, что убийства женщин не имеют отношения к сатанинским сектам. Думаю, он искренне полагал, что смерть дочери никак не связана с его собственными злодеяниями.
— Но ты забываешь, что во время нечестивого ритуала именно он провозгласил, что вскоре в городе вновь прольется кровь, — напомнил Майкл. — Несомненно, он был в этом уверен.
Бартоломью погрузился в молчание, пытаясь найти объяснение загадочному обстоятельству, которое он упустил из виду.
— Предположим, де Белем знал, что Талейт не будет расследовать убийство Фрэнсис, ибо опасения за судьбу похищенного ребенка связывали того по рукам и ногам, — неуверенно начал доктор. — Понимая, что рассчитывать на шерифа не приходится, красильщик обратился за помощью к нам. Де Белем знал, что Хесселвел ночью разгуливает по улицам, и подозревал в убийствах его. А во время сатанинского ритуала глава секты предрек очередное убийство в расчете на то, что Хесселвел не выдержит напряжения и выдаст себя. Письмо с требованием держаться подальше от общины Святой Троицы, якобы полученное де Белемом, — чистой воды вымысел. При помощи этой уловки красильщик хотел возбудить наш интерес и одновременно направить нас по следу, ведущему прочь от сатанинских сект.
— Не лишено вероятности, что де Белем действительно полагал, будто дочь его убил один из членов общины Святой Троицы, — изрек Майкл. — А Гилберт, будучи малым хитрым и расчетливым, наверняка укреплял своего патрона в этом заблуждении. Эти двое так поднаторели в обмане, что постоянно лгали не только всем остальным, но и друг другу, — добавил монах, покачав головой. — Впрочем, нам это было на руку.
— Одно обстоятельство по-прежнему ставит меня в тупик, — почесав голову, подал голос отец Люций. — Зачем Гилберту понадобилось переодеваться женщиной?
— Эдвард Бакли сообщил нам, что в последнее время де Белему становилось все труднее держать в подчинении солдат, нанятых для разбойных дел, — пояснил Бартоломью. — Чтобы управлять ими, требовался помощник. Будучи доверенным клерком канцлера, Гилберт никак не мог себе позволить появляться на улице Примроуз. А вот в обличье загадочной Джанетты, о которой по городу ходили самые невероятные слухи, он получал полную свободу.