— Да я бы и не позволила в своем присутствии живого человека сжечь, — сказала Селезнева.
— А почему этот гражданин в коридоре лежит? — спросил вдруг милиционер.
— Здрасте-пожалуйста! — сказал Коршунов, но Калугин его пере бил и сказал:
— А потому, что у него нет другой жилплощади: вот в этой ком нате я живу, в этой — вот она, в этой — вот он, а уж Мышин тут в коридоре живет.
— Это не годится, — сказал милиционер. — Надо, чтобы все на своей жилплощади лежали.
— А у него нет другой жилплощади, как в коридоре, — сказал
Калугин.
— Вот именно, — сказал Коршунов.
— Вот он вечно тут и лежит, — сказала Селезнева.
— Это не годится, — сказал милиционер и ушел вместе с дворни ком.
Коршунов подскочил к Мышину.
— Что? — закричал он. — Как вам это по вкусу пришлось?
— Подождите, — сказал Калугин. И, подойдя к Мышину, сказал:
— Слышал, чего говорил милиционер? Вставай с полу!
— Не встану, — сказал Мышин, продолжая лежать на полу.
— Он теперь нарочно и дальше будет вечно тут лежать, — сказа ла Селезнева.
— Определенно, — сказал с раздражением Калугин.
И Коршунов сказал:
— Я в этом не сомневаюсь.
Parafaitement!
1940 год.
— 102
НА СМЕРТЬ КАЗИМИРА МАЛЕВИЧА
Памяти разорвав струю,
Ты глядишь кругом, гордостью сокрушив лицо.
Имя тебе Казимир.
Ты глядишь как меркнет солнце спасения твоего.
От красоты якобы растерзаны горы земли твоей.
Нет площади поддержать фигуру твою.
Дай мне глаза твои! Растворю окно на своей башке!
Что, ты человек, гордостью сокрушил лицо?
Только мука жизнь твоя и желание твое — жирная снедь.
Не блестит солнце спасения твоего.
Гром положит к ногам шлем главы твоей.
Пе — чернильница слов твоих.
Трр — желание твое.
Агалтон — тощая память твоя.
Ей Казимир! Где подруга твоя?
И той нет, и чернильница памяти твоей ПЕ.
Восемь лет прощелкало в ушах у тебя,
Пятьдесят минут простучало в сердце твоем,
Десять раз протекла река пред тобой,
Прекратилась чернильница желания твоего Трр и Пе.
'Вот штука-то', — говоришь ты и память твоя Агалтон.
Вот стоишь ты и якобы раздвигаешь руками дым.
Меркнет гордостью сокрушенное выражение лица твоего,
Исчезает память твоя и желание твое Трр.
Даниил Хармс-Шардам.
17 мая 1935 года.
СТРАННАЯ СМЕРТЬ
Однажды один человек, чувствуя голод,
сидел за столом и ел котлеты,
А рядом сидела его супруга и все говорила о том, что в котлетах мало свинины.
Однако он ел, и ел, и ел, и ел, и ел, покуда не почувствовал где-то в желудке смертельную тяжесть.
Тогда, отодвинув коварную пищу,
он задрожал и заплакал.
В кармане его золотые часы перестали тикать.
Волосы вдруг у него посветлели, взор прояснился,
уши его упали на пол,
как осенью падают с тополя желтые листья,
и он скоропостижно умер.
Апрель 1935 года.
— 104
* * *
Все все все деревья пиф
Все все все каменья паф
Вся вся вся природа пуф
Все все все девицы пиф
Все все все мужчины паф
Вся вся вся женитьба пуф
Все все все славяне пиф
Все все все евреи паф
Вся вся вся Россия пуф.
Октябрь 1929 года.
* * *
Так начинается голод: с утра просыпаешься бодрым,
потом начинается слабость,
потом начинается скука,
потом наступает потеря быстрого разума силы,
потом наступает спокойствие.
А потом начинается ужас.
1937 год.
* * *
Погибли мы в житейском поле.
Нет никакой надежды боле.
О счастье кончилась мечта осталась только нищета.
1937 год.
* * *
Откажите, пожалуйста, ему в удовольствии
Сидеть на скамейке,
