/Ударяя Семенова по морде/ Тоже, учитель нашелся! Семенов: /Валится на спину/ Сволочь паршивая! Григорьев: Ну, ты, выбирай выражения полегче! Семенов: /Силясь подняться/ Я, брат, долго терпел. Но хватит. С тобой, видно, нельзя по-хорошему. Ты, брат, сам виноват. Григорьев: /Ударяя Семенова каблуком по морде/ Говори, говори! Послушаем. Семенов: /Валится на спину/ Ох! * * * Одна девочка сказала: 'Гвя'. Другая девочка сказала: 'Хфы'. Третья девочка сказала: 'Мбрю'. А Ермаков капусту из-под забора хряпал, хряпал и хряпал. Видно уже вечер наступил. Мотька с говном наигрался и спать пошел. Моросил дождик. Свиньи горох ели. Рагозин в женскую баню подглядывал. Сенька на Маньке верхом сидел. Манька же дремать начала. Потемнело небо. Заблистали звезды. Под полом крысы мышку загрызли. Спи, мой мальчик, не пугайся глупых снов. Глупые сны от желудка. СУНДУК. Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться. — Вот, говорил, задыхаясь, человек с тонкой шеей, — я задыхаюсь в сундуке, потому, что у меня тонкая шея. Крышка сундука закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я увижу борьбу жизни и смерти. Бой произойдет неестественно, при равных шансах, потому, что естественно побеждает смерть, а жизнь, обреченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней минуты, не теряя напрасной надежды. В этой же борьбе, которая произойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафталином. Если победит жизнь, я буду вещи в сундуке пересыпать махоркой. Вот началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!.. Ой! Что же это такое? Сейчас что-то произошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал… Ой! Опять что-то призошло? Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю… А это еще что такое? Почему я пою? Кажется у меня болит шея… Но где же сундук? Почему я вижу все, что находится у меня в комнате? Да никак я лежу на полу! А где же сундук? Человек с тонкой шеей поднялся с пола и посмотрел кругом. Сундука нигде не было. На стульях и на кровати лежали вещи, вынутые из сундука, а сундука нигде не было. Человек с тонкой шеей сказал: — Значит жизнь победила смерть неизвестным для меня способом. ПАКИН и РАКУКИН. -Ну ты, не очень-то фрякай! — сказал Пакин Ракукину. Ракукин сморщил нос и недоброжелательно посмотрел на Пакина. — Что глядишь? Не узнал? — спросил Пакин. Ракукин пожевал губами и, с возмущением повернувшись на своем вертящемся кресле, стал смотреть в другую сторону. Пакин побарабанил пальцами по своему колену и сказал: — Вот дурак! Хорошо бы его по затылку палкой хлопнуть. Ракукин встал и пошел из комнаты, но Пакин быстро вскочил, догнал Ракукина и сказал: — Постой! Куда помчался? Лучше сядь, и я покажу тебе кое-что. Ракукин остановился и недоверчиво посмотрел на Пакина. — Что, не веришь? — спросил Пакин. — Верю, — сказал Ракукин. — Тогда садись вот сюда, в это кресло, — сказал Пакин. И Ракукин сел обратно в свое вертящееся кресло. — Ну вот, — сказал Пакин, — чего сидишь в кресле как дурак? Ракукин подвигал ногами и быстро замигал глазами. — Не мигай, — сказал Пакин. Ракукин перестал мигать глазами и, сгорбившись, выпятил живот и вытянул шею. — Эх, — сказал Пакин, — так бы и шлепнул тебя по подрыльнику! Ракукин икнул, надул щеки и потом осторожно выпустил воздух через ноздри. — Ну ты, не фрякай! — сказал Пакин Ракукину. Ракукин еще больше вытянул шею и опять быстро-быстро замигал глазами. Пакин сказал: — Если ты, Ракукин, сейчас не перестанешь мигать, я тебя ударю ногой по грудям. Ракукин, чтобы не мигать, скривил челюсти и еще больше вытянул шею, и закинул назад голову. — Фу, какой мерзопакостный у тебя вид, — сказал Пакин. — Морда как у курицы, шея синяя, просто гадость! В это время голова Ракукина закидывалась назад все дальше и дальше и, наконец, потеряв напряжение, свалилась на спину. — Что за черт! — воскликнул Пакин. — Это что еще за фокусы? Если посмотреть от Пакина на Ракукина, то можно было подумать, что Ракукин сидит вовсе без головы. Кадык Ракукина торчал вверх. Невольно хотелось думать, что это нос. — Ой, Ракукин! — сказал Пакин. Ракукин молчал. — Ракукин! — повторил Пакин. Ракукин не отвечал и продолжал сидеть без движения. — Так, — сказал Пакин, — подох Ракукин. Пакин перекрестился и на цыпочках вышел из комнаты. Минут четырнадцать спустя из тела Ракукина вылезла маленькая душа и злобно посмотрела на то место, где недавно сидел Пакин. Но тут из-за шкафа вышла высокая фигура ангела смерти, и, взяв за руку ракукинскую душу, повела ее куда-то, прямо сквозь дома и стены. Ракукинская душа бежала за ангелом смерти, поминутно злобно оглядываясь. Но вот ангел смерти поддал ходу, и ракукинская душа, подпрыгивая и спотыкаясь, исчезла вдали за поворотом. ЧТО ТЕПЕРЬ ПРОДАЮТ В МАГАЗИНАХ Каратыгин пришел к Тикакееву и не застал его дома. А Тикакеев в это время был в магазине и покупал там сахар, мясо и огурцы. Каратыгин потоптался у дверей Тикакеева и собрался уже писать записку, вдруг смотрит, идет сам Тикакеев и несет в руках клеенчатую кошелку. Каратыгин увидел Тикакеева и кричит ему: — А я вас уже целый час жду! — Неправда, — говорит Тикакеев, — я всего двадцать пять минут как из дома. — Ну уж этого я не знаю, — сказал Каратыгин, — а только я уже целый час. — Не врите! — сказал Тикакеев, — Стыдно врать. — Милостивейший госудать, — сказал Каратыгин, — Потрудитесь выбирать выражения. — Я считаю… — начал было Тикакеев, но его перебил Каратыгин: — Если вы считаете… — сказал он, но тут Каратыгина перебил Тикакеев и сказал: — Сами-то вы хороши! Эти слова так взбесили Каратыгина, что он зажал пальцем одну ноздрю, а другой ноздрей сморкнулся в Тикакеева. Тогда Тикакеев выхватил из кошелки самый большой огурец и ударил им Каратыгина по голове. Каратыгин схватился руками за голову, упал и умер. Вот какие большие огурцы продаются теперь в магазинах! ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК * * * Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло разобьется. * * * Человеку полезно знать только то, что ему полагается. Могу в пример привести следующий случай: один человек знал немного больше, а другой немного меньше того, что им полагалось знать. И что же? Тот, кто знал немного меньше, разбогател, а тот, кто знал немного больше, всю жизнь прожил только в достатке. * * * Старичок чесался обеими руками. Там, где нельзя было до стать двумя руками, старичок чесался одной, но зато быстро-быстро. И при этом быстро мигал глазами.
Симфония #2 ('Литературная газета',1968 г.) БАСНЯ (1935 г.) Один человек небольшого роста сказал: 'Я согласен на все, только бы быть хоть капельку повыше.' Только он это сказал, как смотрит — стоит перед ним волшебница. — Чего ты хочешь? — спрашивает волшебница. А человек небольшого роста стоит и от страха ничего сказать не может. — Ну? — говорит волшебница. А человек небольшого роста стоит и молчит. Волшебница исчезла. Тут человек небольшого роста стал плакать и кусать себе ногти. Сначала на руках все ногти сгрыз, а потом на ногах. — Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе. * * * Антон Михайлович плюнул, сказал 'Эх', опять плюнул, опять сказал 'Эх', опять плюнул, опять сказал 'Эх' и ушел. И бог с ним. Расскажу лучше про Илью Павловича. Илья Павлович родился в 1893 г. в Константинополе. Еще маленьким мальчиком его перевезли в Петербург, и тут он окончил немецкую школу на Кирочной улице. Потом он служил в каком-то магазине, потом еще что-то делал, а в начале революции эмигрировал за границу. Ну и бог с ним. Я лучше расскажу про Анну Игнатьевну. Но про Анну Игнатьевну рассказать не так- то просто. Во-первых, я о ней почти ничего не знаю, а во-вторых, я сейчас упал со стула и забыл, о чем собирался рассказывать. Я лучше расскажу о себе. Я высокого роста, неглупый, одеваюсь изящно и со вкусом, не пью, на скачки не хожу, но к дамам тянусь. И дамы не избегают меня. Даже любят, когда я с ними гуляю. Серафима Измайловна неоднократно приглашала меня к себе, а Зинаида Яковлевна тоже говорила, что она всегда рада меня видеть. Но вот с Мариной Петровной у меня вышел забавный случай, о котором я и хочу рассказать. Случай вполне обыкновенный, но все же забавный, ибо Марина Петровна благодаря мне совершенно облысела, как ладонь. Случилось это так: пришел я однажды к Марине Петровне, а она трах! — и облысела. Вот и все. * * * Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по морде человека! Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю. Вот кто-то пришел ко мне в гости, он стучится в мою дверь. Я говорю: 'Войдите'. Он входит и говорит: 'Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!' А я его стук по морде, а потом еще сапогом в промежность. Мой гость падает навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать, нечего шляться, когда не звали! А то еще так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: 'Больше нет в душе моей добродетели. Убирайтесь вон!' И я выталкиваю гостя. 1933 г. Господин невысокого роста с камушком в глазу подошел к двери табачной лавки и остановился. Его черные лакированные туфли сияли у каменной ступенечки, ведущей в табачную лавку. Носки туфель были направлены внутрь магазина. Еще два шага и господин скрылся бы за дверью, но он почему-то задержался, будто нарочно для того, чтобы подставить голову под кирпич, упавший с крыши. Господин даже снял шляпу,
