Инны:
– Алексей… И всё же простите меня.
– Конечно, – оглянулся, посмотрел исподлобья и снова усмехнулся, – Только что нам толку от ваших извинений.
Сложный это был разговор, противоречивый. Но сегодня утром Инна была готова к Лёшиному звонку и после выслушивания его многочисленных инструкций, сразу поехала к Лизе. Она прекрасно помнила о решении навсегда попрощаться после рождения ребенка. Но не очень-то в это верила. Почему-то подсознательно ей казалось, что так просто всё не закончится. И обязательно будет иметь свое продолжение.
– Я готова, – Лиза появилась из комнаты, одетая в свободный комбинезон и свитер поверх него, – Пожалуйста… Достань мне пальто.
– Конечно, – Инна с готовностью сорвала с вешалки широкое драповое пальто и помогла Лизе его надеть, игнорируя разлившееся по телу тепло от случайного прикосновения к шее, – Кстати, мы пойдем пешком, если не возражаешь.
– С удовольствием. Ты же знаешь…
– Знаю.
Впоследствии вспоминая первые две недели, проведенные с Инной, Лиза всегда говорила только одно слово: «покой», скрывая за ним более личное – «счастье». Неловких ситуаций между ними больше почти не было: Инна ворвалась в чужую жизнь так, словно она всегда была её собственной.
По утрам она готовила Лизе завтрак, раскладывала на блюдце нужные витамины и выдавливала из неподатливой морковки сок. После обязательно следовала получасовая прогулка и посещение кино или театра. Затем – отдых, когда Лиза полулежала на кровати, обложенная подушками, и играла с Инной в нарды.
После обеда они снова шли гулять, а по возвращению делали специальную гимнастику, ужинали и – ровно в девять! – ложились спать. Иногда к этому расписанию добавлялись посещения женской консультации, закупки в магазине и прочие бытовые мелочи.
И всё было хорошо, и замечательно, и успокоилась Лиза, и перестала ночами плакать в подушку, вот только по-прежнему руки тянулись к рукам, и не было никакой возможности уклониться от нежной ладони, изредка касающейся щеки.
Конечно, обе старались исключить любую возможность лишних прикосновений. Но не всегда хватало силы воли.
– Ты уже засыпаешь? – шепотом спрашивала Инна, склоняясь над задремавшей у телевизора Лизой.
– Нет, – шептала в ответ та и судорожно жмурилась, ощущая на своем лице теплое дыхание.
– Кофе или чай? – забегала с утра в гостиную Лиза и быстро отворачивалась, сохраняя в зрачках картину полуобнаженного Инниного тела.
Лёша звонил каждый день. Бодро-веселым голосом интересовался самочувствием жены, требовал четкого отчета от Инны – что делали, где были, выполняли ли распорядок. Но за шутливым тоном ясно было слышно тоску и некоторую нервозность.
Каждый раз, повесив трубку после разговора с мужем, Лиза надолго замыкалась в себе – давило уже привычное чувство вины. Инне это не нравилось. Но ей хватало тактичности не поднимать скользкие темы, а с умением настоящего тактика и стратега обходить все острые углы.
А время шло, неотвратимо, неумолимо приближая очередную жизненную развязку, за которой – либо стабильная, «детная», семья, либо… А что «либо» Лиза даже себе самой ответить не могла.
В конце февраля, когда до родов оставалась всего неделя, в Таганроге выдался особенно солнечный и неожиданно-теплый день. Инна проснулась рано – около шести утра – и, потягиваясь, с удовольствием посмотрела на залитую нежным светом гостиную.
Странно – как быстро она смогла почувствовать себя здесь, как дома. Эта небольшая квартира неуклонно вызывала у неё ощущение возвращения в детство – как будто сейчас издалека послышится мамин голос: «Инночка, вставай, завтрак готов», и папа, проходя мимо, шутливо ущипнет за пятку, и будет долгое семейное чаепитие, бутерброды с копченой колбасой, выглаженная форма, улыбки и счастье. Тихое счастье.
Внезапно негу и расслабленность утра прервал тихий грохот и приглушенный голос: «Ах, чёрт побери!»
Инна подскочила с дивана, и как была – в пижаме – бросилась в Лизину комнату. Сердце её заколотилось как сумасшедшее, а в ушах звоном забесновалась одна мысль: «Неужели уже роды?».
– Что случилось? – выдохнула Инна, без стука влетев в комнату.
Пауза.
Тук-тук. Тук-тук. Колотится сердце о грудную клетку. Губы приоткрыты, воздух тяжелыми толчками проникает в легкие.
Тук-тук. Тук-тук. Взгляды скрестились, словно дуэльные рапиры. Расширенные зрачки, подрагивающие ресницы.
Только не отводи взгляд! Только не позволяй глазам посмотреть ниже! Пожалуйста, держи контроль, ведь я не могу, совсем не могу… Твое тело пахнет сном и нежностью – я чувствую это даже на расстоянии четырех с половиной шагов. Не допусти ошибки. Прошу тебя – только не допусти!
Как хочется тебя обнять. Как хочется выпить всю сладость твоих губ, прикоснуться к тебе, ласкать до умопомрачения, до окончательной потери рассудка. Как хочется прижать тебя к себе и послать всё к чертовой матери – да хоть бы все вокруг провалились, если я не могу этого сделать!
Нельзя. Нельзя. Нельзя. Отвернись. Отвернись сейчас же, иначе будет беда. Отвернись немедленно.
Они отвернулись одновременно. Инна прислонилась щекой к двери и закрыла глаза. Лиза осторожно присела на кровать. Что теперь делать, и что говорить не знали ни одна, ни вторая.
– Я… Дай мне минуту, – срывающимся голосом попросила Инна.
Лиза не смогла ответить. Она обеими руками обнимала себя за плечи и силилась унять жжение в солнечном сплетении. Или не жжение? Жар. Горячий, греховный и восхитительно-нежный. Самое страшное, что в эти сумасшедшие секунды она почти почувствовала, каково это – её прикосновения. Ладони горели огнем, кожа на груди пылала и плавилась, растапливая твердость сосков.
Наконец, спустя Бог знает сколько времени, Инна нашла в себе силы в очередной раз судорожно вздохнуть и выйти из комнаты. Вернулась она быстро – с мокрой головой и тесно завязанным на талии поясом халата. Постучала, вошла, неуверенно улыбаясь, и обоими глазами подмигнула Лизе:
– Нужна помощь?
– Да… – смущенно кивнула та. – Я не могу застегнуть бандаж. Не то живот еще больше вырос, не то руки уменьшились.
– Давай сюда, – до крови закусив губу, Инна протянула руки и взяла из Лизиных рук бандаж, – Ложись на кровать.
– Зачем? – и снова, снова сердце завело свой невыразимый хоровод.
– По правилам эту штуку одевают исключительно лёжа. Ты не знала?
– Нет…
Поколебавшись, Лиза как была – в ночной рубашке – прилегла на кровать. Теперь Инна возвышалась над ней и, смущенная, не знала, как быть дальше.
– Нужно подушку под бедра, – пробормотала она, сдерживая дрожь в руках, – Ты приподнимись, а я подложу.
