наверное. Да, Крысь! Я слушаю.
– Привет, детка. Ты что, завела себе новую любовницу?
Миллион раз Лиза слышала и читала про выражение «подкосились ноги», но никогда до конца не понимала его значения. Сегодня – поняла.
Только благодаря твердой Инниной руке она удержалась на ногах и не рухнула на пол. Ухватилась за дверь, подобралась и ответила, сдерживая разлившуюся по телу дрожь:
– Лёка?
– Она самая. Детка, а твоя любовница не слишком сообразительная. Любовник был сметливее.
– Где ты? – почти закричала, задыхаясь. – Как ты? Что с тобой? Мы почти похоронили тебя. Всё в порядке?
– Похоронили? – хмыкнул голос в трубке. – Жаль, что я об этом только теперь узнаю. А то приехала бы на похороны.
– Это не смешно! – груз прожитых лет обрушился и придавил к стене коридора. – Где ты?
– Я бы сказала, где, но это оскорбит твои эстетические чувства, детка. Так что там у нас со сменой караула? Или ты решила образовать славное трио? Не советую. Геморроя много, а приятности – чуть.
– Что ты несешь? – возмутилась Лиза. Она даже не замечала, что Инна обнимает её, помогая удерживаться на ногах, и пытается осторожно отобрать трубку. – Я беременна! Мне рожать через неделю!
– О? – голос сделал паузу и тут же ворвался в ухо ехидными интонациями. – Значит, как минимум девять месяцев назад любовник был еще актуален.
– Он не любовник, он мой муж! – закричала, вырываясь из Инниных объятий. – Ты можешь ответить мне, где ты? Лена!
Никто бы не поверил, если бы ему об этом рассказали, но Лиза физически почувствовала, как из трубки льется лед. Жидкий лед. И короткие гудки.
Обессиленные пальцы разжались. Трубка упала на пол со странным пластмассовым звуком. Лиза приникла щекой к стене и закрыла глаза.
Лёка… Ленка… Леночка… Где же ты? Что с тобой происходит? В какую еще историю ты умудрилась влипнуть, и почему не просишь друзей о помощи? Почему не возвращаешься домой, где тебя ждут и любят? Почему уехала молча, не попрощавшись? Почему? Почему? Почему?
Лиза осознала, что плачет, только когда Инна привела её в спальню и уложила в кровать. Соленые слезы расплывались по щекам и попадали на губы. Сердце сдавила горечь и невозможность что-либо изменить в этой жизни.
Всё бесполезно, всё… Не можем мы вложить другому человеку свою душу. Не можем мы помочь тому, кто не хочет нашей помощи. И счастливыми быть мы тоже не можем, потому что счастье – оно внутри, а мы всю жизнь делаем всё для того, чтобы окружить его миллионами замков и запоров – так, чтобы самим не добраться. И чтобы другие не сделали больно.
Ну почему всё так? Неужели нормально живут только те, кто смиряется с обыденностью и серостью? Неужели те, кто ищет красок и не боится быть счастливым, в любом случае становятся несчастными? Неужели нельзя открывать никому свою душу, а надо закрыть её на замок и забыть о ней навсегда?
– Нет. Нет, Лиза, нет. Можно. Можно открывать душу. Можно быть счастливой. Нужно просто научиться верить – и всё. Сегодня ты веришь в чудо, а завтра оно приходит. Сегодня ты веришь в себя – и завтра ты на вершине мира. Сегодня ты веришь в любовь – а завтра она рядом с тобой, защищает и бережет.
Инна шептала горячо, яростно, прижимая к себе рыдающую Лизу и крепко обнимая её за плечи. Она не думала о том, что слова её бессвязны, а предложения хаотичны. Она вообще ни о чем не думала.
– Сколько ни запирай счастье на замок – оно всё равно найдет способ вырваться наружу. Потому что суть человека в том, чтобы чувствовать, а не прятать свои чувства. Не испытав однажды боли, ты не познаешь радости. Они вместе всегда, рука об руку, понимаешь? Не понимаешь… Господи, да как же всё сложно! Лиза, посмотри на меня. Посмотри. Всё это неправильно и преступно, но как бы я это ни прятала, сколько бы замков ни навешала – суть останется той же. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю.
Лиза застыла в Инниных объятиях. Как-то разом прекратили содрогаться от рыданий плечи, и высохли слёзы. Она опустила глаза вниз и задрожала.
– Я… – выдохнула Инна тихо и устало. – Прости, я не должна была говорить. Знаю, я разрушила… Прости… Знаю, я…
– Инна, – прошептала Лиза, поднимая расширившиеся глаза, – Кажется, у меня отошли воды…
– Так… так, спокойно, – голос Инны зазвучал уверенно, но чуточку испуганно, – Ты уверена, что это воды?
– Сама посмотри, – Лиза распахнула полы халата и показала светло-розовые пятна.
– Да. Да, всё верно. Сиди. Я позвоню.
Дрожащими руками Инна вытащила из кармана мобильный телефон и со второй попытки набрала номер. Она старалась не смотреть на обнаженные Лизины бедра – никакая серьезность ситуации не отменяла внутреннее восхищение и трепет.
– Здравствуйте, Сергей Валерьевич, это Рубина. У нас, кажется, началось. Да. Нет, чистые. Да. Секунду. – Инна перевела взгляд и убрала трубку от лица. – Лиза, ты чувствуешь схватки?
– Да, – прошептала, – Больно очень.
– Сергей Валерьевич, схватки начались, но я не совсем понимаю, как определять их периодичность… Да, хорошо.
Мобильный телефон улетел в кресло, Инна схватила с тумбочки часы и присела на кровать.
– Скажи, когда отпустит, – попросила она, поглаживая Лизу по побледневшему лицу.
– Уже отпускает, кажется…
Через некоторое время Инна снова позвонила врачу и сообщила, что схватки происходят с периодичностью в шесть минут. В ответ ей велели собирать всё необходимое и спокойно подъезжать в больницу.
Никто не нервничал, не суетился. Пока Лиза управлялась в ванной, Инна оделась и собрала пакет с вещами. Позвонила Алексею. Выслушала «абонент не отвечает или временно недоступен». Нашла ключи от машины. Достала из холодильника йогурт. И – не выдержав – постучала в ванную.
– Я скоро, – раздался из-за двери приглушенный голос, – Я забыла, как надо бриться.
– То есть? – Инна не смогла сдержать улыбку.
– Целиком бриться или можно… что-то оставить?
– Думаю, голову можно не брить. А остальное – сбривай начисто.
Из-за двери послышался смешок, звук падающей бритвы и приглушенное ругательство. Инна прислонилась к стене и глубоко задышала. Даже самой себе она бы не призналась, что была рада недоступности Алексея. В этом была какая-то надежда.
Через час, после долгих сборов и периодических пауз из-за схваток, обе женщины всё-таки вышли из дома и сели в машину. Лиза скрючилась на заднем сиденье, а на Инну вновь нахлынула нервозность.
– Ты уверена, что мы всё взяли? – спросила она, выруливая на улицу Ленина. – Хотя неважно, если что – съезжу и привезу. Как ты себя чувствуешь? Это очень больно?
– Терпимо, – прошипела Лиза сквозь зубы и покрепче обхватила живот руками, – Мне немного страшно.
– Ничего, всё… хорошо будет. Только не бойся и… дыши, чтоли?
– Я и так дышу. Пытаюсь.
Ровно в двенадцать Инна припарковалась возле больницы и помогла Лизе выйти из машины. Она чувствовала, что жизнь разделилась на маленькие пятиминутные отрезки: минута, еще пара, еще – и пауза, во время которой Лиза сжималась от боли, а Инна осторожно гладила её живот.
Они почти прошли по уже тающему снегу и поднялись по ступенькам к центральному входу.
Палата, в которую поместили Лизу, оказалась одноместной, светлой и очень уютной. Инна помогла её переодеться в халат и осторожно устроила на кровати.
Схватки продолжались и усиливались – пока будущая мама стонала и пыталась делать правильные вдохи, Инна меняла под ней полотенца – воды продолжали сочиться и грозили испачкать постельное
