– Ладно, смотри, что ж с тобой делать.
Довольный Прокофьев рванулся к коляске, осторожно – не дыша – отодвинул прикрывающую ткань и, открыв рот, замер. Довольная Лиза стояла рядом, уткнувшись в плечо друга.
– Лиз… А чего она такая… маленькая? – спросил, наконец, Саша.
– Дурак ты. Ей всего три недели, какой же ей еще быть?
– Ну… А почему она такая… скукоженная?
– Она не скукоженная! – Лиза захохотала приглушенно и вернула ткань на место. – Много ты понимаешь в детях. Ты вообще какими судьбами тут?
– Тебя искал. Соскучился.
– Неужели? Ну, раз соскучился – пойдем, домой меня проводишь.
– А в гости пригласишь? – Прокофьев отобрал ручку коляски у Лизы и зашагал вперед.
– Если будешь себя хорошо вести – обязательно.
Шли долго. По каменной лестнице с коляской подниматься было бы нереально, и поэтому идти пришлось через порт – кружной дорогой. Где-то на полпути позвонил Лёша и сообщил, что Кристина с Толиком сегодня заглянут в гости.
– Прокофьев, откуда у тебя такой талант появляться вовремя? – спросила Лиза, отключая телефон. – Нам с тобой нужно зайти в магазин и купить алкогольные напитки.
– А какая связь между моим талантом и алкогольными напитками?
– Тебе не понять, – засмеялась, и прибавила шаг.
11
Хрустальные бокалы, огромные плоские тарелки и серебряные приборы – всё это напоминало гостям о традициях семьи Ломакиных.
– Где вы шлялись так долго? – спросил Лёша, улыбаясь входящей в комнату Лизе.
– Гуляли, – ответила та и подмигнула Кристине и Толику, – Всем привет. Я Прокофьева привела.
– Тогда я пошла домой, – Кристина приподнялась со стула и сделала шаг к выходу, – Терпеть эту балаболку – выше моих сил.
– Сама ты балаболка, – засмеялся Саша. Они с Кристиной тепло обнялись и упали вместе на диван.
Лиза молча поцеловала мужа в макушку и вышла, чтобы уложить дочку в кроватку. Этот процесс затянулся, и когда она вернулась в комнату, там уже снова началась пикировка.
– Итак, – провозгласил Алексей, – Предлагаю выпить за Дарью Алексеевну Ломакину, нашу дочь.
– Ломакину ли? – хмыкнул Толик, заставив Лизу замереть в дверном проеме.
– Не понял… Какие-то проблемы? – Лёша так сильно сжал бокал, что еще немного – и он треснул бы.
– Никаких. Лёха, а ты не слишком ли рано присваиваешь Дарье свою фамилию и отчество?
Напряжение. Если бы оно могло быть сильнее, чем было, то, наверное, квартиру и всех присутствующих разорвало бы на части. Кристина, вспыхнув, ударила мужа по спине, а Лиза замерла, с ужасом глядя на Лёшу.
– Если у тебя есть другие предложения в плане фамилии и отчества – я готов их выслушать в частном порядке, – холодно сказал Алексей. Улыбка на его лице осталась, но выглядела, словно румянец: только подуй холодным ветерком – и вот его уже нет.
– Конечно, есть! – захохотал Толик. – Например, один вариант…
– Заткнись, – раздалось со стороны дивана, и Саша Прокофьев выпустил Кристину из своих объятий, – Чувак, тебе не кажется, что пора бы выпить кофе?
– Нет, мне не кажется, чувак, – пьяно покачиваясь, Толик поднялся на ноги и шагнул в сторону Алексея. – Я задал вопрос и хочу услышать ответ.
– Ответ? – Лёша шагнул навстречу и спокойно развел руки. – Толь, здесь не может быть никакого ответа. Ты ставишь под сомнение мое отцовство? Ты ставишь под сомнение преданность моей жены?
– Да, ставлю! – с апломбом заявил Толик. – И то, и другое!
Алексей замер на мгновение, потом вдруг улыбнулся и кивнул устало:
– Ты наш гость. Давай выпьем, Толь. Раз за мою дочь ты пить не хочешь – то за всех присутствующих, надеюсь, не откажешься?
– Не откажусь.
В полной тишине гости чокнулись бокалами и опустошили их. Лиза начала накладывать на тарелку Алексею закуски, а Кристина еще раз обожгла тяжелым взглядом мужа.
– Прокофьич, по коньячку? – предложил Лёша минуту спустя. – Лизок, включи музыку, а то как на похоронах сидим.
– С удовольствием, – оживился Саша и поднялся на ноги, – Господа, предлагаю выпить за хозяев этого дома. И пожелать им счастья, здоровья и огромного терпения. Ура, товарищи!
Это простодушное «ура, товарищи» растопило лёд, и вскоре все уже общались, как ни в чем ни бывало. Все, кроме Лизы. Она сидела на стуле у окна и, игнорируя компанию, смотрела на вечерний двор и одинокую фигуру на лавочке.
Эта фигура… Что-то смутно знакомое почудилось в ней Лизе. Большой плащ, или пальто. Опущенные плечи и голова. Осанка…
– Я сейчас приду! – воскликнула Лиза, вскакивая и убегая из комнаты. – Развлекайтесь!
Пальто. К черту! Ботинки… Заедает молния. Рывок. Еще один. К черту! Где тапочки?
Ступеньки кидаются в глаза одна за другой, сердце колотится где-то под горлом, и не вздохнуть, не выдохнуть – совсем остановилось дыхание.
Улица. «Здравствуйте, теть Тань» – соседке. Двор. Ступни вязнут в песке, так и тянет споткнуться и упасть на землю.
Лавочка. Темная фигура на ней.
Здравствуй…
– Здравствуйте, – сидящий на лавочке мужчина обернулся и недоуменно посмотрел на Лизу, – Я здесь жду одного человека, так что не стоит беспокоиться…
– Я не беспокоюсь, – медленно прошептала, – Извините… Обозналась.
Спотыкаясь и пытаясь сдержать ком в груди, поднимающийся к горлу, Лиза пошла в сторону подъезда. Нечто очень печальное и трагическое было в её опущенных плечах и сжатых в замок ладонях. Как будто из жизни разом ушла вся радость. Как будто ничего хорошего уже никогда не будет.
Мне так плохо без тебя. Я стараюсь, стараюсь держать себя в руках, не думать о тебе, я выбрасываю из памяти всё, что было с тобой связано, но я не могу… Не могу без тебя. Не хочу без тебя.
Такое чувство, словно в сердце засунули руку, сжали в кулак и вырвали оттуда всё, что поместилось в ладони. Я собираю себя по кусочкам, но даже если собрать все осколки разбитого стакана – ты получишь всего лишь жалкую его копию.
Я не могу предать своего мужа. А тебя – предала… Тебя, и себя, и собственную дочь, и Лёшку… Всех – одним махом. Одним враньем. Я попыталась убедить себя и всех вокруг, что смогу без тебя жить. И не смогла.
Я слабая, слабая… Нет выхода. Нет выбора. Ничего не осталось…
– Лиза!
Лёха… Родной мой, хороший… Выскочил на улицу, даже не одевшись толком. Обнимает, вытирает мягкой рукой слёзы, ведет домой. Утешает, шепчет что-то на ухо. Почему всё так расплывается в глазах? Я ничего не хочу. Не могу. Спать… Только спать.
Одежда куда-то падает, сильные руки опускают на кровать и укутывают одеялом. Голос рядом шепчет: «всё будет хорошо». Я не верю. Ничего хорошо уже не будет. Не может быть. Просто не может.
