Однажды в послеобеденные часы, решив посмотреть места, где бушевали сражения за Мадрид, Луис обошел эти унылые улицы, хотя и сознавал, что не имеет с ними ничего общего, что он только заурядный контрабандист, ничтожество. И все же ему было приятно сознавать, что он навсегда порвал с классом угнетателей.
Господа из Барселоны и Кадиса (один был представителем немецкой химической фирмы, другой – капитаном) прибыли и договорились с Луисом о подробностях той части операции, которую они брали на себя. Потом они вынесли запрещенный товар с видом почтенных коммерсантов: можно было верить в их pun d'honor,[7] так как они наравне с Луисом подлежали уголовной ответственности и поместили свои деньги в это предприятие. При себе Луис оставил лишь около десяти килограммов, которые собирался сбыть в Рио-де-Жанейро, чтобы закрепить связь с одним тамошним поставщиком. Товар был расфасован в маленькие пакетики и размещен между двойными стенками чемоданов. Упаковку большой партии взял на
Чтобы убить время, он завел привычку ходить по утрам в Прадо, обычно в зал Веласкеса, картины которого освежали его душу, насыщали ее своей жизненностью, и Луис, постояв перед «Пьяницами», «Пряхами» и «Менинами», отправлялся погулять по Пасео-де-Реколетос, уже без раздражения наблюдая людей. Такое же чувство он испытывал, перечитывая «Дон-Кихота» и «Ласарильо с Тормеса». В музее и в этих книгах, в квартале, окружавшем Сыодад-Университариа, Луис ощущал подлинное достоинство своего народа, безжалостно подавляемое кастой помешанных мистиков, лицемеров и хвастунов, которые рядили его на забаву всей Европе в шутовские лохмотья традиции. Но велика ли цена тому, что он это сознает, если он так далек от своего народа, если он равнодушен к несправедливости, если его не интересует ничья судьба, ничто, кроме его постыдной торговли? И Луис почувствовал лишний раз, что он человек пропащий, что ему уже не выкарабкаться, что угрызения его совести – это лишь слабый и никому не нужный порыв возмущения против несправедливости, жалкий фарс, разыгрываемый остатками его былого нравственного сознания. У него отсутствовала воля. Он не мог ничего предпринять. Источник нравственной энергии, дающий жизни смысл, у него уже иссяк.
«Ну и что из того?» – спросил он себя и мысленно над собой посмеялся. Глупая сентиментальность, в которую он впал, вероятно, вызвана бездельем из-за отсутствия телеграммы. Пришла бы наконец эта чертова телеграмма!.. Смена впечатлений в поездке, риск, нервный подъем, который он испытывал, сталкиваясь с другими такими же, как и он, мошенниками, выведут его из этого состояния, снова заполнят его жизнь. Но чем дольше он ждал телеграммы, тем больше росло его нетерпение. Он забросил музей. Целыми днями валялся у себя в номере и читал дурацкие детективы, потягивая виски и проклиная медлительность аргентинца.
Как-то после обеда в его комнате зазвонил телефон и вывел его из этого состояния.
Женский голос не совсем уверенно спрашивал Луиса. «Какая-нибудь из теток», – подумал он с досадой. Дон Индалесио, наверное, раззвонил всем родственникам о его приезде. Но незнакомка говорила с заметным иностранным акцентом и спрашивала известного только за пределами Испании сеньора Ромеро. Кто бы это мог быть? Значит, в отеле есть особа, встречавшая его за границей! Кар-рамба!..
И Луис насторожился.
– Кто говорит? – спросил он.
– Одна знакомая.
– Ваше имя?
– Называть его нет необходимости.
– Что вам угодно?
– Я бы хотела встретиться с вами…
Луис раздраженно хлопнул трубкой. «Дура!..» – подумал он. Женщины часто приставали к нему таким идиотским способом. Но потом ему пришло в голову, что это, вероятно, одна из жриц любви, вышвырнутых конкуренцией из Сан-Себастьяна. В общем, Луис не презирал этих женщин. Все они проявляли одну и ту же слабость – влюблялись в него и самоотверженно помогали в контрабанде. И он не без сожаления подумал, что, может быть, звонила одна из этих не всегда бессовестных и вечно униженных женщин.
Телефон зазвонил еще раз. Незнакомка не отчаивалась.
– Ну, говори! – сказал Луис снисходительно.
– Я хочу тебя видеть!
– Где мы встречались?
– Мы не встречались вообще.
– Врешь!.. Кто ты такая?
– Англичанка, – последовал сердитый ответ.
– Верно, Эдит с фальшивым жемчугом?
– Никакая не Эдит! – раздраженно сказала незнакомка.
– Э, я не могу тебя узнать!.. – добродушно заявил Луис – Скажи, кто ты?…
– Это неважно, – ответила она упрямо.
– Тогда пошла к черту и оставь меня в покое!.. После ужина я буду в Негреско. Подойдешь ко мне, я подкину тебе деньжонок.
И Луис опять положил трубку. Несомненно, это была Эдит – вымогательница, обиравшая пожилых мужчин, которая разъезжала одно время по Южной Америке и потому немного знала испанский. Она тоже любила Луиса и даже разрешала себе его ревновать. У нее были глупые увлечения порядочной женщины. Мережить платочки и пришивать ему оторванные пуговицы доставляло ей величайшее удовольствие. Она часто набиралась нахальства и преследовала его, мистифицируя подобным образом. Но сейчас Луис не рассердился. Ему пришло в голову взять ее с собой в Рио-де-Жанейро и дать ей рискованное поручение провезти чемоданы. Попадись Эдит в руки полиции, она скорей позволит вырвать себе язык, чем скажет, от кого получила товар. Да, это, конечно, Эдит!.. И Луис обрадовался, когда телефон зазвонил опять.
– Слушай, негодник! – сердито призналась незнакомка наконец. – Это я, Эдит!
– Меня не обманешь. Когда ты приехала?
– Вчера вечером.
– Откуда?
– Из Сан-Себастьяна. Приходи сейчас же ко мне!
– Подождешь, пока я побреюсь. В каком ты номере?
– В сто втором, Луис!..
Эдит запнулась как бы в нерешительности.
– Что еще?…
– Принеси мне немного товара!
– Для кого?
– Для меня. В сто второй, запомнил?
И Эдит в свою очередь сердито хлопнула трубкой. У нее был строптивый шотландский нрав, который спасал ее от обычного у падших женщин раболепия, и потому она больше нравилась мужчинам.
Луис принял ванну, побрился, оделся и тщательно пригладил черные, блестящие, как антрацит, волосы. Потом надушился «Gato Negro» – духами обольстителей. Эдит была крайне придирчива к своим любовникам, даже к тем, кого любила по-настоящему. Она не была особенно красива, но одевалась изысканно и благодаря усердному чтению викторианских романов умела держаться как женщина из общества. Но за каким чертом ей понадобился сейчас морфий? Может, ей нужен только один пакетик, чтобы кому-то подарить? У нее ведь тоже своя сеть предприятий и помощники из подпольного мира, которых надо вознаграждать. И Луис сунул в карман стограммовый пакетик. Потом бросил довольный взгляд в зеркало и вышел из комнаты. Он был слегка взволнован. Тело Эдит смутно напоминало горьковато-сладкий вкус тела Жоржет Киди, зарезанной моряком в Бейруте. Широко и быстро шагая, он направился на второй этаж. Толстые ковры поглощали звук его шагов. Был час послеобеденного сна, и в коридорах, где горели матовые
