лампы, бросая отсвет на темно-красную полировку дверей, не было ни души. Даже мальчики-лифтеры лениво дремали на своих стульчиках. Луис подошел к сто второму номеру и уверенно постучал. Дверь отворилась. За ней стояла женщина в блекло-зеленом шелковом пеньюаре. Но эта женщина была не Эдит.
В первый момент Луис решил, что ошибся дверью, и, растерянно пробормотав: «Извините, сеньора!» – уже сделал движение, чтобы уйти. Он никогда не видел этой женщины, и ее глаза – холодные, зеленые глаза, блестевшие в полумраке передней, – вдруг смутили его. У нее было бледное лицо и пепельно- белокурые волосы, стянутые за ушами. Смущение Луиса усилил испуг этой женщины, в свою очередь отпрянувшей назад. Она слабо вскрикнула, по телу ее прошла дрожь, а глаза расширились от ужаса, точно перед ней стоял сам дьявол. «Каррамба!.. – подумал Луис – Да она помешанная!» И он почувствовал разочарование, потому что не увидел перед собой Эдит.
– Это вы мне звонили? – спросил Луис.
– Да, – ответила женщина.
Она овладела собой почти так же мгновенно, как испугалась, и знаком пригласила его войти. Потом смерила его взглядом и улыбнулась презрительно.
– Пройди в комнату, – сказала она, обращаясь к нему на «ты».
«Вымогательница, – подумал Луис, неприятно удивленный, – или подослана для переговоров». Может, за этой женщиной скрывается банда ирландца О’Греди, соперника Луиса, который тоже пытается проникнуть на богатый аргентинский рынок?
Луис вошел и инстинктивно нащупал маленький револьвер, который всегда носил в заднем кармане брюк. Но сразу успокоился. Он стоял в гостиной, в открытую дверь был виден смежный с нею кабинет, еще дальше – спальня. Женщина занимала целый апартамент, стоивший самое малое двести песет в сутки. Следовательно, у нее много денег и она, конечно, не из банды О'Греди, который во всех своих делах проявлял неразумную скупость и вряд ли раскошелился бы на содержание такой дорогой агентки. Еще меньше она была похожа на тех женщин, что обедают в ресторане в одиночку и молча, одним взглядом, предлагают себя за плату. Но кто же она такая? И он опять заподозрил, что она помешанная. Желтоватый полумрак в комнате все еще мешал ему рассмотреть ее как следует. Он только догадывался, что черты ее лица, линии плеч, все ее тело красивы, или, скорее, соблазнительны. Может быть, эта женщина заметила его где-то и теперь хочет сделать своим любовником? Черт побери, она, кажется, недурна!.. Богатые и избалованные северянки часто ошеломляли его подобными предложениями. Но Луис сильней всего презирал именно этих женщин.
Она продолжала разглядывать его все так же напряженно, точно хотела увериться, что он не призрак, испугавший ее в первый момент.
– Где ты меня видела? – спросил он грубо.
– В Монте-Карло.
– Я никогда не бывал в Монте-Карло.
– Врешь!.. – сказала она презрительно. И, помолчав, добавила: – Ведь ты испанец?
– Да, из самых худших, – подчеркнул Луис.
– У тебя есть родственники?
– Целая куча.
– Чем они занимаются?
– Просят бога, чтоб он вернул монархию.
Лицо ее дрогнуло. Потом она рассмеялась.
– Не хочешь ли ты уверить меня, что ты Эредиа? – спросила она с неожиданной иронией.
– Я хочу тебя предупредить, что, если ты будешь много болтать, тебе не поздоровится.
– Болван! В любой момент я могу выдать тебя полиции!
Луис схватил ее за руку и злобно вывернул кисть.
– Ты за этим меня позвала? – спросил он, задыхаясь от ярости.
– Нет!.. – Она застонала от боли. – Мне нужен морфий!.. – И, царапая ему кожу ногтями другой руки, бешено захрипела: – Пусти, гангстер!.. Я позову на помощь!.. Луис презрительно отпустил ее руку. Значит, эта женщина просто морфинистка! Но все равно это неприятно. Она может проболтаться и скомпрометировать его еще здесь, в Испании. Какая нелепость!
– Кто тебе наплел, что я продаю морфий? – спросил он грубо.
– Один знакомый из Биаррица.
– Враки!.. Я не продаю морфий.
– Ты обещал его Эдит!
– Ты не поняла, дура.
– Сядь и поговорим спокойно, – предложила она, справившись с собой.
Луис сел напротив нее. Она разглядывала его с отвращением, злобно улыбаясь, точно хотела сказать: «Ты негодяй!.. Ты мерзкий кабацкий тип!» Лицо ее дышало ненавистью, которая внезапно уязвила Луиса. «Я тебе отплачу», – подумал он хладнокровно.
– Как зовут твоего знакомого из Биаррица? – спросил он, закуривая сигарету.
– Ты становишься невыносим! – сказала она с нервной улыбкой.
Луис не настаивал. Женщина из высшего класса не желала спускаться до уровня плебея, до жалкого, вульгарного контрабандиста. Вероятно, она считала унизительным для себя осведомлять его о своих знакомых, но, с другой стороны, не хотела и раздражать и потому улыбнулась. Луис не мешал ей говорить. Она наивно пыталась внушить ему, что ее порок – невинная страсть, пустяковая прихоть, вроде табака у людей, которым врач запретил курить. В то же время она дала ему понять, что не допустит вымогательства. Она знает и других торговцев, но просто ей не хочется соваться в сомнительные бары, где иной раз бывает хороший товар. Чистый ли продукт предлагает Луис? Да? Она посмотрит. Она принимает морфий только под настроение и отказывается от него, когда захочет.
Пока она с надменным видом болтала и лгала, Луис сумел лучше рассмотреть ее. Весь облик незнакомки напоминал мрачные по колориту портреты англичанок в Прадо. Свет из окна падал на нее сзади, оставляя лицо в полутени. У нее были зеленоватые северные глаза с холодным леском, которым пепельно-белокурые волосы придавали акварельную прозрачность; тонкие, почти бескровные губы свидетельствовали о гордости и жестоком сплине. Она была, так сказать, великолепным экземпляром британской аристократической касты. Но минутой позже тени под глазами, восковая исхудалость щек, манера говорить, жесты поведали Луису о необратимых разрушениях, нанесенных ядом. Она употребляла морфий давно и в страшных дозах! Наверное, только хорошее питание спасало ее от полного разрушения. И все же она выглядела необычайно красивой – гордая, холодная, замкнутая, как это свойственно англичанам, которые сохраняют свою неприступность даже в грязи и мерзости порока. Было что-то раздирающе тоскливое в этом контрасте между ее притворной беспечностью и внутренней драмой ее личности. В первый раз в жизни Луис видел такую трагическую фигуру. И может быть, он ощутил бы сострадание к незнакомке, если бы она невольно, бессознательно, каждым жестом и каждым словом не выражала глубокого презрения к нему. У него не было оснований сердиться – разве он имел право требовать уважения? – но в ее взгляде, в этих надменных зеленых глазах был какой-то презрительный блеск, который больно ранил его гордость. И Луис твердо решил поступить безжалостно.
Наконец после общих фраз разговор стал более конкретным. Луис принялся в сдержанных выражениях, как порядочный торговец, хвалить свой товар. Он заверил ее, что порошок абсолютно чист, без примеси героина, который действует вредно (будто сам морфий мог быть полезен). Она спросила, каким количеством морфия он располагает, и тогда, вытащив пакетик, Луис сказал, что здесь сто граммов. Несмотря на ее старания казаться равнодушной, глаза женщины алчно сверкнули, и Луис прочитал в них безнадежную страсть к наркотику.
– О!.. – вырвалось у нее. – Мне хватит на три месяца.
– Это зависит от того, какую дозу ты принимаешь.
– Да, разумеется… Я считаю, как кухарка. Мне хватит на целый год! Больше!.. Я принимаю очень маленькие дозы!
Она лгала. Первая реакция – вспышка радостного изумления, которую она не смогла подавить, – была достоверней. Наверное, она дошла до восьмидесяти или больше сантиграммов в день – доза, за которой
