уходил. Работы было много: рухнула большая финансовая компания, круги пошли по воде. В течение рабочей недели мы догадывались о присутствии друг друга только по убыванию зубной пасты в тюбике. По воскресеньям, однако, обязательно одевались и ходили обедать в дорогой, но тихий ресторан. Я не хотела встреч с его коллегами. Искусством лгать я так и не овладела.
Часто я работала ночь напролет. Гонконг никогда не спит, просто солнце на несколько часов отключается. Несмолкаемый шум множества потогонных фабрик, этот хрип гигантского насоса, приправленный храпом Хью, возвещал о наступлении математических бдений и обострял мою мысль.
Три резких стука в дверь. Итак, ловушка захлопнулась. Я вскакиваю, расплескав чай, кидаюсь к лестнице и останавливаюсь. Бежать — но куда? В доме всего один выход. Можно, конечно, выпрыгнуть из окна второго этажа и побежать через луг. Блестящая идея, Мо. Сломать шейку бедра. Лайам не понимает, что происходит. Джон сразу понимает все. Почувствовав мою панику, напрягается, чтобы защитить меня.
— Ты чего, ма? — спрашивает Лайам.
— Тсс, — машу я в ответ.
Лайам поднимает ладони, словно успокаивает испуганное животное:
— Это свои. Отец Уолли. Или Мейси. Или Ред пришел подоить Фейнман…
Я трясу головой. Свои, прежде чем войти, стучат один раз. Или входят вообще без стука.
— Кто сегодня плыл с тобой на «Фахтне»? — шепотом спрашиваю у Лайама. — Американцы были?
Снова стук в дверь. Потом голос:
— Алло!
Голос женский. Не ирландка и не англичанка.
Я прикладываю палец к губам и на цыпочках поднимаюсь по лестнице. Ступени, конечно, скрипят.
Женщина приставила губы к щели почтового ящика.
— Добрый день! Есть кто-нибудь дома?
— И вам доброе утро, — отвечает Джон. — Одну минуточку…
Я проскальзываю в спальню и озираюсь в поисках места, куда спрятать черную тетрадь. Куда, Мо, куда? Под матрас? Или съесть?
Слышу, как Джон открывает дверь.
— Простите, что заставил ждать.
— Ничего страшного. Это вы простите за беспокойство. Я хочу добраться до каменной гряды, она отмечена на карте. Только я плохо читаю карты.
— Эти камни? Проще пареной репы. Идите прямо по шоссе, потом сверните налево, там будет указатель на Роу-бридж — идите до конца и увидите их. Если, конечно, туман не помешает.
— Огромное спасибо! Как обидно, что пошел дождь, правда? У меня на родине такая погода зимой.
— Вы из Новой Зеландии?
Господи, как Джону удается сохранять спокойствие!
— Да, из Новой Зеландии! Угадали. С юга. Бухта Хафмун на острове Стюарт. Не бывали?
— Нет, увы. В наших краях погода сама себе хозяйка, творит, что хочет. Тропические ураганы, проливные дожди… Настоящий шторм, по всем рыбачьим приметам, еще впереди. Как-никак зима на носу.
— Мне везет, как всегда! Ой, какая славная собачка! Мальчик, девочка?
— Девочка. Зовут Планк.
— Так, кажется, звали какого-то…
— Так звали физика, который объяснил, почему мы можем греться у костра, не сгорая от ультрафиолетового излучения.
Смущенный смешок.
— Ну да, Планк. У нее очень добрый нрав! Среди островных собак это редкость.
— У нее профессия такая. Она мой поводырь.
В ответ — обычное замешательство. Я немного успокаиваюсь. Мои преследователи наверняка бы знали про Джона. А может, эта особа — хорошая актриса. И я снова замираю.
— Вы хотите сказать, что вы…
— Да, как летучая мышь. Точнее, гораздо хуже. В отличие от нее у меня нет локатора.
— Мне очень жаль… Простите…
— Ничего страшного.
— Я пойду. Хочу посмотреть на камни, пока их не затопило.
— Можете не спешить. Они благополучно стоят тут уже три тысячи лет. Доброго пути.
— До свидания. Еще раз спасибо.
Я смотрю, как она идет по дороге. Совсем молодая рыжеволосая женщина в ярко-желтом плаще. Она оглядывается на ходу, и я отшатываюсь от окна. Интересно, обратила она внимание, что на столе три чашки? Лайам и Джон приглушенно разговаривают. С острова Калф подступает туман.
Небо над горой Габриэль темнеет — шторм совсем близко. Мы с Лайамом готовим пюре из позднего турнепса, который собрали на огороде. Джон настраивает свою губную гармошку. Пюре булькает в горшке.
Лайам толчет пряности в ступке.
— Что собираешься делать, ма?
— Добавить чеснока.
— Ты знаешь, о чем я. За тобой придут?
— Думаю, что да.
— И что тогда?
— Не знаю.
— Зачем ты приехала на остров, ты ведь знала, что тебя здесь найдут?
— Хотела повидать вас с папой.
— У тебя нет никакого плана?
— Нет, сынок. Никакого.
— Тогда его нужно разработать. Давай рассмотрим варианты.
Лайам говорит совсем как мой отец.
— Давай. Вариант первый. Я сжигаю черную тетрадь и превращаю квантовое распознавание в горстку пепла. Беру новое имя — скажем, Скарлетт О'Хара, выращиваю бобы, развожу пчел и рассчитываю на тупость ЦРУ, которое не додумается поискать меня на моем родном острове. Вариант второй. Провести остаток жизни в жарких странах, бродяжничать в выгоревших шортах с рюкзаком за плечами. Вариант третий. Поехать в Техас, жить в поселке, который не отмечен на картах, заработать кучу денег, способствуя гонке вооружений, и видеть сына и мужа только в присутствии охранников, которые будут следить, чтобы я не сбежала вместе с военными секретами.
Лайам ловко рубит лук.
— Ух ты, щиплется, зараза.
Коулун парился, жарился и закипал. Расчеты по нелокальности захватили меня. Но мирная затворническая жизнь не могла продолжаться вечно.
Я хорошо помню момент, когда ей наступил конец. На экране появился геккон. Его язычок трепетал, подвижный, как само электричество. «Приветствую вас, крошечные жизненные формы, возникшие из звездной пыли. Знаете ли вы, что ваша жизнь, как и жизнь ящериц, многократно существовала в элементах чего угодно — ножниц, бумажек, камешков? Что ваши частицы совершали вечный круговорот в пузырьках времени? Что Вселенная замкнута, как пончик, так что если у вас найдется достаточно мощный телескоп, вы сможете разглядеть в него кончик собственного хвоста? Или все это вас не колышет?»
Сверху раздался яростный мужской крик, который перешел в громкую тираду на кантонском наречии.
