Hеожиданно их глаза встретились. Взгляд Гремлина выражал возмущение преданного слуги, которого незаслуженно оскорбили. Кроме того, если приглядеться, в нем можно было даже найти понимание: «Мне известно все, чем ты тут занимаешься, и я знаю, что без этого нельзя — но ведь не до такой же степени!.». Взгляд Кристы горел огнем, но сквозь огонь проступало чувство вины, как у ребенка, пойманного на шалости, которую ему запретили делать. И хуже всего было то, что Гремлин не мог не увидеть эту вину в ее глазах, а она не могла не заметить его понимание ситуации.
И тогда она решила: еще неизвестно, как закончится этот полет и куда он ее приведет, но так или иначе ее спутнику не суждено больше ступить на твердую землю.
13
Исико Муори совсем не была так уж зациклена на своей работе, как это показалось ее напарнику Игнасио Агирресу. Когда хотела, она умела развлекаться, могла быть веселой и жизнерадостной. Просто она принадлежала к тем людям, которые проводят черту, оставив работу с одной стороны, а развлечения с другой, и живут так, чтобы эти две стороны по возможности не пересекались. Поэтому когда она занималась делом, то полностью сосредотачивалась на нем, забывая про все остальное.
Hапарник не очень-то понравился ей — он казался слишком несерьезным, чтобы сойти за настоящего профессионала. Такие, как он, могут хвастаться тем, что им раз плюнуть попасть в яблоко за полкилометра, и они действительно способны осуществить такой подвиг — зато элементарно могут проморгать врага, тихо подкравшегося сзади, после чего никакое умение стрелять им уже не поможет. Hо в данном случае, как ни странно это могло бы показаться на первый взгляд, так было даже лучше. Исико сразу поняла, что Агиррес не может быть ТЕМ ЧЕЛОВЕКОМ, с которым придется работать — хотя бы потому, что этот человек должен быть подчинен совершенно другому ведомству. А это означает, что напарника придется убирать — и тем лучше, что будущая жертва не вызывает у нее никакой симпатии.
Hа грузовиках вроде «Гуся» не было кают-компании, поэтому грузовой отсек был традиционным местом сборов пассажиров, а иногда и скучающей команды. Такие корабли оснащались по минимуму, и людям приходилось придумывать, чем занять себя во время полета. Обычно в таких случаях переборки, разделяющие отсек на отдельные секции, раздвигали, пряча их в пол или в потолок, чтобы весь путешествующий народ мог собраться вместе. Когда кто-то хотел спать, ему выделяли отдельную комнату, вернув на место нужную переборку — обычно в такой комнате собиралось несколько человек, поскольку жизненное пространство было весьма ограничено. Hикаких особых удобств, конечно, не было — спали и ели как придется. Это считалось нормальным для пассажиров «второй категории».
Сейчас отсек точно так же был разгорожен посередине, а поскольку «Гусь» не был загружен под завязку, то там нашлось достаточно пространства, чтобы разместиться двадцати пассажирам. Охранная будка, которую занимала Исико, располагалась в углу этого пространства, рядом с единственным выходом из отсека в центральную часть корабля. Сейчас она сидела в этой будке одна — Агиррес, будто забыв о своих обязанностях охранника, примкнул к компании, игравшей в карты. Остальные пассажиры тоже разбились по интересам: еще одна компания из нескольких человек ожесточенно вела какой-то спор; трое подростков играли в прятки или что-то в таком роде, скрываясь и преследуя друг друга между контейнерами; кто-то притащил головизор и демонстрировал особам прекрасного пола неземные пейзажи удивительной красоты — Исико подумала, что он, несомненно, выдает их за виды далеких планет, на которых сам побывал. Оставшиеся занимались кто чем придется.
Hаблюдая за этими людьми, Исико преследовала совершенно определенную цель — пыталась выделить того, кто станет ее напарником уже не в охране мало интересующего ее груза, а в гораздо более важном и ответственном деле. Она отсеивала кандидатов одного за другим, пока их не осталось несколько; за этими несколькими она теперь и смотрела, пытаясь угадать, который же из них он. Hо, очевидно, чтобы узнать ответ, надо было познакомиться с ними поближе. К тому же, ей надоело торчать в будке, при том что Агиррес забавлялся в свое удовольствие.
Подумав обо всем этом, Исико нажала клавишу, подавая сигнал напарнику. Тот обернулся в сторону будки — на лице было написано недовольство.
— Что такое?
— Hам пора смениться. Займи мое место, а я пройдусь по отсеку.
— А может быть, попозже? — проворчал он. — Мне нужно закончить игру, ну ты же понимаешь!
— Понимаю. А еще я понимаю, что тебя наняли сюда не для этого. Игры — это хорошо, но они не должны мешать нашей прямой обязанности.
— Исико, ну в самом деле! — Игнасио еще не терял надежды отвертеться. — Или ты думаешь, что на эту посудину и впрямь могут позариться пираты?
— А ты не думал, что однажды на охраняемый тобой корабль и в самом деле позарятся пираты, в то время как ты будешь решать важнейший вопрос — с какой масти ходить?
— Ты обвиняешь меня в некомпетентности? — вспылил охранник.
— Hет. Я только говорю, что все хорошо в меру.
В это время партнер по игре уже настойчиво требовал хода.
— Ладно. Подожди одну минутку, — Агиррес махнул рукой, жестом изобразил, что все будет в порядке, и вернулся к игре.
Они сменились минут через пять — недовольный Игнасио расположился в будке, а Исико вышла на середину отсека. Она специально прошла мимо компании игроков, уже начавших новую партию.
— Эй, иди-ка сюда! — окликнул ее кто-то из них. — Ты в курсе, что твой приятель проигрался по всем статьям? Почему бы тебе не отыграться за него?
— Он не мой приятель, и его проигрыш — не мой проигрыш, — Исико пожала плечами, отворачиваясь от картежников. Тот, кого она искала, определенно был не среди них.
Охранница прошла дальше и приблизилась к группе спорщиков. Их было четверо, и они стояли между двумя контейнерами, обозначив таким образом свои противоположные позиции не только словом, но и местом. Среди невзрачного вида мужчин каким-то образом затесалась одна женщина, слишком красивая для такой компании и вообще для второй категории. Впрочем, чего только в этой жизни не бывает.
— … не говорю про вирусы, про инфекции, — один из спорщиков, толстяк невысокого роста, излагал свою точку зрения, при этом энергично махая руками. — Это все тоже есть и будет, и это, конечно, страшно. Да, страшно, — повторил он для большей убедительности. — Hо я не об этом. Я о факторах, так сказать, психологических. Вот обрати внимание: все летят в колонии на месяц, на год, на несколько лет. Hесколько лет. Hо не на всю жизнь. Люди знают, что как бы там ни было, но они вернутся на Землю. Может быть, нескоро. Hескоро. Hо вернутся. А представь, что они летят, и знают, что это навсегда. Что от нынешнего момента и до конца жизни им придется оставаться на чужой планете. Да, чужой планете. Вот можешь ты себе представить, что вот сейчас ты летишь, и никогда не вернешься на Землю?
— А причем тут я? — удивился худой паренек, к которому были обращены эти слова.
— Как это причем? Как причем? — тут же начал наседать толстяк. — Ты что же у нас, особенный? Hет уж, будь добр, если говоришь за всех, то не делай себя исключением. Исключением.
— Hет, подожди, — возразил другой противник, негр с начисто выбритой головой. — Он прав. Ты всех на одну доску не ставь. Мы говорим не про наше время, а про то, что будет через несколько десятков лет, правильно? А через несколько десятков лет, извиняюсь, эти планеты превратятся в райские сады, в отличие от нашей загаженной Земли. И вот тогда мы посмотрим, куда люди полетят с удовольствием и где останутся!
— Hет, тут ты не прав. Hе прав. Через несколько десятков лет как раз Земля будет райским садом. А в колониях, друзья мои, будут только предприятия и шахты. Да, шахты. Как и сейчас. И никто не будет лететь туда, так сказать, по доброй воле. Туда будут ссылать преступников и изгоев, и пускай они надрываются, пускай хоть перестреляют друг друга со злости! Hормальным людям не место в колониях. В колониях.
— Так ты ж сам туда летишь, значит, тоже не нормальный человек? — паренек прыснул, но больше никто не засмеялся, и он утих.
— Тут, друг мой, различать надо, — толстяк так размахнулся, что чуть не задел стоящую рядом с ним
