Была ночь, и в фиолетовом небе толпились чужие жгучие звёзды. Мы остановились на захолустном постоялом дворе, и там Кори предложила мне себя.
Нет, не так. Это просто произошло, вот и всё. Лишь где-то вдалеке пролетела вялая мысль: ну вот, Ильма, я снова тебя предал.
Потом мы спали — уставшие, но счастливые от того, что ещё живы. Наутро пошёл дождь, и мы вновь двинулись в путь по грязной просёлочной дороге.
Оно застало нас под вечер. Было пусто и зябко; уже тогда что-то невыносимо будничное ощущалось в неотвратимом приближении черноты.
Я отбивался от него всеми силами, но их было слишком мало. Когда я понял, что есть только один выход — тот же, что и в прошлый раз — оказалось уже поздно.
Она кричала. О, как же она кричала! Её лягушачьи глаза не отпускали меня до последней секунды. Даже после того, как все звуки смолкли, и только крохотная головка торчала наружу из ненасытной утробы мрака.
Я приготовился принять последний бой, но оно вдруг свернулось, опрокинулось в бездну небытия и оставило меня ни с чем. Дождь закончился. Из-за красных облаков предательски выползло солнце.
Я ушёл из тех мест и добрался до города под названием Теркабид. Тогда я уже знал, что люди не замечают меня.
В Теркабиде я познакомился с Анте. Она была статная; властность и уверенность в себе переполняли её. Она хотела обвинить меня в колдовстве, но я открыл ей имя истинного недоброжелателя. С тех пор мы виделись часто.
Анте первая обнаружила, что у меня нет тени. Или не первая — возможно, для Кори это просто ничего не значило.
Она задавала много вопросов и хотела докопаться до моей сути, но я ей не позволял. Однажды я сказал, что она утомила меня своим любопытством и я уйду от неё. Тогда она отбросила остатки высокомерия и стала просто женщиной.
Нет, мы не спали вместе. Я боялся, что оно может прийти вскоре после этого, и под разными предлогами отказывал ей. Мы так и не соединились — но оно всё равно пришло.
Анте тоже кричала, хотя оно не коснулось её ни единым из множества своих бесформенных щупальцев. Но я уже знал, что делать, и не позволил ему забрать её. Как и Ильма, она стала неуязвимой для его происков, но при этом навсегда ушла из миллионов миллиардов других ветвей. А я навсегда ушел из её ветки. Такова цена.
Потом была Селия, мягкая и уютная — милый несмышлёный котёнок. Она ни о чём не спрашивала и всего боялась; во мне она нашла неожиданную опору и защиту. Я был для неё такой опорой почти половину местного года и уже поверил, что оно наконец оставило меня в покое. Затем оно вернулось и развеяло по ветру мои иллюзии.
Меня выбросило в высокотехнологичный мир Альтакастры, но и там люди как и раньше не реагировали на моё присутствие. Так продолжалось довольно долго, пока я не повстречал Тьеру. Резкая и порывистая, с хищными чертами лица полная противоположность Селии и ничего общего с Ильмой. Я нечаянно сломал её транспорт, и она убила бы меня, если бы смогла. Но потом я помог ей достать новую машину, и Тьера меня простила.
Я не думал, что у меня может что-то быть с такой женщиной — уж слишком она была не в моём вкусе. Но у нас было всё — и многое такое, о чём мы с Ильмой даже не помышляли. Вскоре я осознал, что не хотел бы её потерять, и тогда оно настигло нас: история повторилась.
А затем повторялась и повторялась снова. Несколько раз; десять; двадцать. Теперь уже несколько десятков — а может, сотню или больше. Я давно потерял счёт; по правде, я никогда его и не вёл.
Однажды я изменил сценарий. Убедился, что она сама видит меня — и бежал, даже не узнав её имени. Уехал на другой континент и поселился в собственном доме с маленьким садиком. Надеялся, что таким способом обеспечу себе беззаботную жизнь. Наивный идиот!
Каждый день, хотя бы раз, я ловил себя на мысли: что, если оно пришло забрать её, а меня нет рядом, и некому её защитить?
Наконец я сорвался с места и вернулся выяснить, как она там. Но я опоздал. Никто никогда не видел такую женщину. Пока я терзался сомнениями, оно сбросило её с дерева — а я так и не узнал, как её звали.
Больше я не позволял себе подобного легкомыслия. Если ты обучался на островах Дракона, ты не сможешь просто так сложить с себя ответственность за окружающих. Даже если они тебе — никто.
Иногда я спрашиваю себя: что объединяет всех этих женщин? Почему именно они, а не другие, замечают меня?
Не знаю, что между ними общего, если это вообще имеет значение. Разве что одно: все они были не похожи на Ильму.
Лестница: прямые безликие ступеньки. Беспочвенная гордость нахальных граффити — их вызов обращён в никуда. Одинокое, отрешённое от мирской суеты эхо.
Плавный поворот ключа.
— Вот здесь я и живу, — говорит Лада.
Переплетение линий — как переплетение судеб. У каждого предмета — своя судьба, но людей это никогда не интересовало. Избыток лишних стыков: ещё одна человеческая глупость. Пока не важно.
Плащ сиротливо повисает на вешалке.
— Ну, пройдём в комнату, или так и будешь стоять?
— Идём.
Двери, которые ничего не закрывают; круглая лампа под потолком недавно там жил паук, но Лада этого не помнит.
Она в кресле. На ней короткая чёрная юбка и голубая кофточка — просто, без излишеств.
Удар из угла — направленный взрыв во лбу. Нет, разве так можно?! Упругие волны: они давят, они идут во все стороны. Продалбливают дыру в черепе и вонзаются в мозг. Серая каменная фигурка всадника на телевизоре.
— Убери это!
— Что такое, Ник?
— Убери!!! Выбрось!
— Да чего ты…
— Нет. Сиди! Я сам.
Всадник в моей левой руке. Она пылает! Линии разбегаются, многократно перекрещиваются: узел, что проходит сквозь неисчислимые измерения. Люди не понимают, с чем имеют дело. Я… а-а, как же больно!
Окно: прямо туда.
Фигурка встречается с асфальтом и разбрызгивается множеством осколков. Линии расплываются; стык теряет целостность. Теперь легче.
В груди — привычное тук-тук:
«Помнишь? Я здесь!»
Ещё бы я мог забыть.
— Ник, ты ненор… — Лада осекается. Она прочитала всё у меня на лице.
— Извини. Он был тебе дорог?
— Это от папы.
— Ему не место здесь.
Она плачет. Непонимание и беспомощность — но кто виноват? С силой нельзя шутить, даже если ничего о ней не знаешь. Особенно — там, куда вот-вот наведается в гости другая её сторона.
Сохраняй контроль, человек!
— Мне не надо было сюда приходить?
— Не знаю… Ник! Можно, я буду откровенна?
— Конечно.