Но дорогу освещали Море, ослик и пастух. Золотистые круги Источали эти трое И библейские торги Освещали под горою Незаметно для других, Но любовно и упорно. Ослик ел колючки терна, Пастушок — фундучьи зерна. Где-то рядышком, из рая, Но совсем не свысока, Пела нежная валторна, К этой ночи собирая Все разрозненное в мире, Все разбросанное ветром За последние века. 1967
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Воздух пахнет прогулом уроков, Земляникой, природой живой И пирушкой с картошкой, с укропом На пригорке с прозрачной травой. Словно погреб, каштановым пивом, Пузырится корявый овраг. И ошметками льда над заливом Шелестит размороженный мрак. У купальщика в коже гусиной — Полотенце на шее, узлом. Он лежит с вислоухою псиной, Награжденный животным теплом. Понижение нормы словесной В данном случае — признак того, Что блаженством, как силой небесной, Все настигнуты — до одного! И пророчье какое-то русло Лечит горести всяких систем. В это время на кладбищах пусто, Посетителей мало совсем. 1966
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Этот сад одинокий, он слышал о нас, Потому что он тянется к нам, И не он ли в дождливые окна сейчас Окликает нас по именам? Не хозяева мы, не владельцы его — Просто странники осени этой. Сад не просит от нас, как и мы от него, Ничего, кроме слова и света. За кустами малин — глина влажных долин, Заторможенный клен у пригорка. Солнце — бледное, как недожаренный блин, — Где его золотистая корка? Засыпаю в дожде, просыпаюсь во мгле, На прохладе тетрадь раскрываю. Влажный сад шелестит у меня на столе И диктует все то, что скрываю От тебя, от самой от себя, от всего, Полюбившего осень, как лето.
