Душа дождем дышала сладко, Подняв багровый воротник, И, словно нежная облатка, Щегол в дыхалище проник. Во мне бурликнул свет, как скрипка, Никто меня не узнавал, — Такая солнечная глыбка Преобразила мой подвал. С тех пор прошло четыре лета. Сады — не те, ручьи — не те. Но помню просветленье это Во всей священной простоте. И если достаю тетрадку, Чтоб этот быт запечатлеть, Я вспоминаю по порядку Все то, что хочется воспеть. Все то, что душу очищало, И освещало, и влекло, И было с самого начала, И впредь исчезнуть не могло: Когда мы были молодые И чушь прекрасную несли, Фонтаны били голубые И розы красные росли. 1968
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Памяти Михаилу Светлову
Когда вокзалы стали мне ночлегом, А телеграфы — письменным столом, Взошел январь, изъяны сдобрил снегом, И люди мерзли даже под крылом. В троллейбусе оттаивали руки И покрывались огненной корой. С отцом навеки я была в разлуке И в горькой распре с мамой и сестрой. Они писали почерком наклонным, Слова от боли ставя невпопад, Что я была недавно чемпионом Химических и физолимпиад. Что я качусь, качусь неумолимо, И докачусь, и окажусь на дне, И странно, что народ проходит мимо Таких, как я, или подобных мне. А я сияла раз в три дня в столовке, Из-под волос бежал счастливый пот На вкусный хлеб, на шницель в панировке, И дважды в месяц — в яблочный компот. На мне болтались кофта, шарф и юбка, И плащ — на дождь, на солнышко и снег. Но позади осталась душегубка Возможностей, отвергнутых навек! Я поднимала воротник повыше И понимала, что дела плохи. На почте, где никто меня не слышал, Я написала гордые стихи. Я избегала приходить к обеду В дома друзей в четыре или в шесть. Я тихо шла по золотому следу И не писала так, чтоб лучше есть.
