И, засыпая на вокзальной лавке, Я видела сквозь пенистый сугроб, Как мать в пальто, застегнутом булавкой, Меня целует, молодая, в лоб. Дышала радость горячо и близко, На вид ей было девятнадцать лет. И оставалась у виска записка: «Босяк! Приди к Светлову на обед». 1964
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Опомнись! Что ты делаешь, Джульетта? Освободись, окрикни этот сброд. Зачем ты так чудовищно одета, Остра, отпета — под линейку рот? Нет слаще жизни — где любовь крамольна, Вражда законна, а закон бесстыж. Не умирай, Джульетта, добровольно! Вот гороскоп: наследника родишь. Не променяй же детства на бессмертье И верхний свет на тучную свечу. Всё милосердье и жестокосердье Не там, а здесь. Я долго жить хочу! Я быть хочу! Не после, не в веках, Не наизусть, не дважды и не снова, Не в анекдотах или в дневниках — А только в самом полном смысле слова! Противен мне бессмертия разор. Помимо жизни, всё невыносимо. И горя нет, пока волнует взор Всё то, что в общем скоротечней дыма. 1966
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Я вышла. Подъезд в подворотне дышал Селедкой, махоркой и водкой. Мерцала аптека. Провизор держал Весы желтоватой щепоткой. Упершись локтями в решетку моста, Я эту столицу и лица Читала, как текст незнакомый — с листа, Все время боясь провалиться. Горело под вздохом и сохло во рту, Но снег под рукой оказался, Он падал на этом чугунном мосту И к городу не прикасался. Он таял, вскипая на трещинах губ, На шее с растерзанным шарфом, Он в горло стремился и в самую глубь — В потемки к роялям и арфам. И свет воцарился! И в силах прочесть! И крикнуло сердце:- О боже! Любое страданье пошли перенесть, Но старше не стать и моложе! 1967
