Месяц в облаке зевнул, К небесам щекой прильнул, Весь калачиком свернулся, Улыбнулся и уснул. Я прильну к тебе щекой, Серебристою рекой, Абрикосовою веткой… Помни! Я была такой. Сердцем к сердцу прислоню, К ненасытному огню. И себя люблю, и многих… А тебе не изменю. На челе твоем крутом Будет тайный знак о том, Что меня любил всех раньше, А других — уже потом. Будет тайный знак о том, Что расцвете золотом Я сперва тебя кормила, А земля — уже потом. Спи, дитя мое, усни. Добрым именем блесни. И себя люби, и многих… Только мне не измени. А изменишь — улыбнусь И прощу… Но я клянусь, Что для следующей жизни Я с тобою не вернусь, Не вернусь тебя рожать, За тебя всю жизнь дрожать. Лучше камнем под ногами В синей Индии лежать. Спи, дитя мое, усни. Добрым именем блесни. И себя люби, и многих… Только мне не измени. Источник: Библиотека Мошкова
Почуяв гибель сонными крылами, Запела муха на оконной раме Струною трепетною, Лепетной струной О силах вытекших, усопших, истонченных В летаньях, ползаньях, В страстях ожесточенных, В погонях яростных за пищею земной… Она заводит в полночь это пенье, В блаженное впадая отупенье От звонкой дрожи… Взор ее ослеп. Сухую плоть кружа и спотыкая, Она не видит, где вода и хлеб. О том и пенье. Музыка такая Ночей на пять. А после — вечный сон. И я ловлю ее предсмертный звон — Звон колокольчика на шее у слепого, Неотвратимости певучий бубенец, Мотив, связующий начало и конец Под грубой тканью тайного покрова. Источник: Библиотека Мошкова
Сквозь облака просачиваться стала Ночная мгла, сливаясь над строкой. Душа трудиться за день так устала,
