Усталые птицы садятся на трюмы, Их кормят картошкой на жареном сале, Они засыпают, как люди в вокзале. Мы просим кино про любовь и про шпаги Нам крутит механик 'У стен Малапаги'. И тайна единственной, черной перчатки Уходит, оставив догадку в зачатке, И женщина скорбная, словно икона, Никак не увяжет судьбы и закона. А в кубрике, жарком, задымленном, тесно Орут оголтело, что это нечестно Везти на зимовье картину такую: Ведь черт его знает, как люди тоскуют! Механик рукой соглашательски машет, Уносит бобину в газетной бумаге. Ты позже узнаешь, зимовщица Маша, Как маялись двое у стен Малапаги. Пустеет наполненный тенями кубрик. Мы моемся на ночь водою соленой. И светится моря таинственный кубок — В нем ломтики льда и напиток зеленый. 1956
Источник: Прислал читатель
Простор океанский, Раскованный лед. На остров Оранский Гагачий налет. От солнца в блаженстве Несет чепуху Весеннее небо В гагачьем пуху, И сонно бормочет, И сладко лепечет, Зимовщикам перья Роняя на плечи. А к ноздрям ласкаются Пуха щепотки — Аж кровь замерзает От этой щекотки! Но пули по ветру Шуршат, как бумага, Их ягоды волчьи Глотает бедняга, И крылья смертельная Сводит тоска — И птица похожа Потом на жука. Бездарно на полюсе Шутит зима — Давно у зимовья Пусты закрома. И вот я жалею Крылатое тело, Что мясом безглазым На землю слетело, Жалею начальника, Бьющего влет Такой долгожданный Гагачий налет, Жалею заваленный Птицами стол.