— Не знаю, — ответила Колетт, — можно ли доверять врачу, который тебя смотрел. Не хочешь проверишь здоровье в «БУПА»?[50]
Эл пожала плечами.
— Они опять заведут волынку о моем весе. Я не собираюсь платить за то, что меня оскорбляют. В государственной поликлинике это делают даром.
Она подумала, чего врачи не понимают, так это того, что без мяса не обойтись, без тела не обойтись, нужна какая-то плотная субстанция, чтобы противостоять бесам. Вылезая из ванны, она с ужасом обнаружила, что ее левая ступня исчезла. Она моргнула, и ступня вернулась на место; но она знала, что воображение тут ни при чем, поскольку услышала приглушенный смех в складках банного полотенца.
В тот день они готовились к похоронам миссис Этчеллс. Они остановились на кремации и скромной церемонии. Несколько пожилых медиумов из поколения миссис Этчеллс скинулись на венок, а Мерлен прислал телеграмму с соболезнованиями из Беверли-Хиллз. Эл предложила: «Можно после похорон отправиться ко мне, Колетт купила суси». Она подумала, я должна рассчитывать на помощь друзей, но сейчас они не в силах мне помочь. Кара, Джемма, даже Мэнди — им не довелось пережить ничего подобного, их никогда не предлагали. Они продают спиритические услуги — их самих не продавали, как меня. Она ощутила грусть, одиночество, отчужденность; она жалела подруг.
— Как по-твоему, в мире духов она будет в самом расцвете сил? — спросила Джемма. — Хотя не могу представить, когда он был у миссис Этчеллс.
— Где-то между войнами, — откликнулась Мэнди. — Она принадлежит к старой школе, ее корни уходят в эпоху эктоплазмы.
— А что это? — спросила Кара.
— Трудно сказать. — Мэнди нахмурилась. — Считалось, что это некая эфирная субстанция, которая принимает форму покойного. Но кое-кто утверждал, что это попросту марля, которую медиумы совали себе в мохнатки.
Кара сморщила носик.
— Интересно, она оставила завещание? — спросила Колетт.
— Наверняка за часами, вместе с деньгами на молоко, — ответила Джемма.
— Надеюсь, это не в мой огород, — сказала Сильвана. Она угрожала бойкотировать церемонию и явилась только из страха, что другие медиумы будут судачить о ней. — Мне от нее ничего не надо. Если она мне что и оставила, я это не возьму. После того как она наговорила обо мне столько гадостей.
— Забудь, — посоветовала Мэнди. — Она была в плохом настроении. Она же сама сказала, что увидела в заднем ряду нечто отвратительное.
— Интересно, что это было, — произнесла Джемма. — У тебя нет идей, Эл?
— В любом случае, — констатировала Мэнди, — кто-то должен разобрать ее бумаги. — Ключ еще у тебя, Сильви? — (Сильвана кивнула.) — Поедем все вместе. Если сразу не найдем завещания, попробуем лозоходство.
— Я бы очень не хотела туда ехать, — призналась Эл. — Я стараюсь держаться подальше от Олдершота. Слишком много печальных воспоминаний.
— Вполне естественно, — сказала Мэнди. — Одному богу известно, Эл, но, по-моему, ни один из нас не получил так называемого правильного воспитания, в смысле, если кто-то обладает паранормальными способностями, обычное детство ему не светит. Но старушки вроде нее любят разбрасывать повсюду наличные. И нам нужен надежный свидетель. Родственник.
— Я — нет, — сообщила Эл. — Не родственник. Как оказалось.
— Не слушайте ее, — вмешалась Колетт. Если там повсюду валяются пачки пятифунтовых банкнот, они должны достаться Элисон. — Просто мать пытается вбить ей это в голову.
— Твоя мама не собиралась сегодня приехать? — спросила Джемма.
Но Элисон ответила:
— Нет. У нее гостит подруга.
Виновато — зная, что всем до смерти надоела миссис Этчеллс, зная, что все счастливы были избавиться от ответственности за нее, — они заговорили на сторонние темы: скидки, рекламные тарифы, сайты, поставщики. Джемма нашла местечко на Северной кольцевой, где принадлежности для ясновидения были дешевле, чем в Корнуолле.
— Отличные котлы, — расхваливала Джемма. — Очень прочные. Из стекловолокна, конечно, но в нашей профессии не все ли равно? Чего хорошего таскать за собой чугунный котел в багажнике? Размеры — от крошечных до трехгаллоновых. Которые обойдутся в сотню фунтов, но, если это то, что надо, есть смысл раскошелиться.
— Мне надоела викка,[51] — протянула Кара, — Скучно. Меня больше интересуют персональный рост и избавление себя и других от сдерживающих рамок.
— Ты по-прежнему трешь людям пятки?
— Да, если они подписывают отказ от претензий.
— Наверное, приятно вспомнить материнскую утробу, — сказала Джемма.
На самом деле в воздухе висело ощущение, что в этом дне нет ровным счетом ничего приятного. Мэнди продолжала дергать носом, как будто чуяла духов. Покончив с суси и меренгами, все резко засобирались по домам. Прощаясь на пороге, Мэнди взяла Эл за руку и сказала:
— Если тебе понадобится убежище, ты знаешь, что делать. До Хоува недалеко. Бери ключи от машины и приезжай.
Элисон оценила тактичность Мэнди. У той явно возникли подозрения насчет возвращения Морриса, но она не хотела ничего говорить на случай, если он подслушивает.
Иногда голос Морриса звучал в ее голове; иногда обнаруживался на кассете. Иногда казалось, что он знает все об их прошлой совместной жизни; он говорил, воскрешая дни в Олдершоте, замыкая временную петлю, словно, как миссис Этчеллс на шоу, делал это автоматически. Она испробовала все известные ей средства, чтобы сбиться с его волны: включала громкую музыку и отвлекалась на долгие телефонные разговоры, выискивая в записной книжке номера медиумов, которых не видела лет сто, она звонила, чтобы спросить: «Привет, угадай кто?»
«Эл!» — отвечали они. «Слышала о Мерлене? Он переехал в Беверли-Хиллз». А потом: «Ужас какой с Айрин Этчеллс. Раз — и все, да? Я никогда толком не понимала, она тебе бабушка или кто? Ты вообще узнала, кто твой отец? Нет? Вот досада. Да, Айрин заскочила, я как раз чистила хрустальный шар, и бац, вот и она, плавает там внутри. Она предупредила, что мне, может, придется сделать пустяковую операцию».
Она говорила по телефону, а прошлое говорило внутри ее: как поживает моя милая девочка? Миссис Макгиббет, овца безмозглая, Киф, ты мой папа? Если собираешься блевать, иди на улицу. Твою мать, Эмми, мне надо помыть руки. Куски мяса, Глория, Глория, куски мяса, здесь зло, которого тебе лучше не видеть. По кругу, снова и снова: здесь зло, которого тебе лучше не видеть. Моррис зудел у нее в ушах о старых добрых деньках: о драках, металлоломе и вечеринках. И все-таки ей казалось, он чего-то недоговаривает, о чем-то умалчивает, возможно, он дразнит ее, утаивая некое воспоминание. А иногда казалось, он толком не понимает, к кому обращается, словно говорит в пространство.
— Макартура не видели? — спрашивал он. — Этот тип должен мне денег. Если увидите, вы его мигом узнаете, у него глаза не хватает. Юного Дина не видели? У него бритая голова, на которой написано: «Правь, Британия». Цыгана Пита не видели? Я был на пустоши, но Пита там нет. Там нынче свалка, городской полигон, так их теперь называют, я думал, он будет копаться в мусоре, ан нет. Он помоечник, помойки у него в крови, помойки и металлолом, его дядя в старину был крупнейшим торговцем металлоломом на всей границе.
— Граница с Шотландией, — протянула она, — не ближний путь, как ты очутился в тех краях?
— Вместе с цирком, — ответил Моррис. — А потом, когда меня выперли из цирка, Айткенсайд подбрасывал. Айткенсайд и его грузовик всегда были к нашим услугам. Надо тебе было куда-то добраться или откуда-то выбраться — нет проблем, встань на обочине шоссе, и Айткенсайд приедет за тобой. Очень удобно иметь такой грузовик, когда у тебя куча коробок, когда у тебя груз, фургон — это то, что надо для небольших грузов, но теперь мы перевозим в нем привидений десятками, детка. Мы сотнями их в него
