— Ага, попались! — подгавкивал Кэйно. — Классная была идея — приманить вонючий лес! Рептилия, ты гений! И Шэнг-Цунг тоже, хоть и колдун!
Ярость — такая горячая, словно вены у кончиков пальцев — выплеснулась в свежий залп огня. Ничто не остановит его, даже мутная гуща псевдожизни.
Рептилия легко увернулся от атаки Лю, скаля зеленоватые зубы. В тусклом освещении коптилки они напоминали два гриба. Поганки.
— Отпустите Джакса! — рявкнул Лю.
(и деритесь как мужчины, правда? Но Рептилия — не мужчина… а Кэйно — он не способен и сунуться на Мост, он — шакал…)
— Отпустите его, прихвостни Шэнг-Цунга, — с булькающим кипятком лже-спокойствия повторил Чемпион.
Его проигнорировали. Он мельком оглянулся.
Лес загустел сплошной стеной. Никаких вариантов.
— Нет! — Китана вспорола веерами ветви и кору. Бесполезно. Они попались, ибо так и задумано. На дне любого рая таятся Змеи… Рептилии…
Ящер плюнул. Лю уклонился, но плевок был не нападением — издевкой, ибо раб некроманта праздновал победу. Легкую. Очень.
— Ну че, теперь и этих духам на подкормку? — осведомился Кэйно. Рептилия кивнул.
— Чудненькие червячки! Ха-ха, самый перегной! — ржал уголовник.
За спиной Лю и Китаны, задавленных плетеной корзиной ветвей, началось шевеление. Финальная фаза пробуждения Леса. Его жизнь — это их, его, Китаны и Джакса — смерть. Все живое существует за счет гибели, вот печальная истина…
Сучья, подобные иглам или рыбьим костям, обвили Лю плотными кольцами. Он потерял из вида Китану, он исступленно позвал ее, но тьма и Лес пожрали его крик.
Ветви, вздрагивая голодными змеями, подгребали к горлу. Скользкие, поросшие мхом отростки хлестали по лицу и ковырялись во рту. Лю выплюнул гнусную щепку, но три новых выросли взамен первой.
Плесневые побеги — бамбуковая казнь и паучье высасывание. Гибрид.
Лю захрипел: пережали горло. Впрочем, пока Дерево удовлетворилось: Рептилия невнятно приказал потерпеть. Ты получишь свой ужин, растение, но не раньше, чем я наиграюсь.
— Круто, круто, лягушка ты рогатая, — загибался от хохота Кэйно. — Как ты ими командуешь, просто овечки у тебя! Ой, прикажи той дубине выдавить кишки из Джакса, эй, Рептилия, давай!..
Ящер зашипел.
Кэйно осекся.
Рептилия подскочил к уголовнику, и хохот моментально стих — испуганным мышонком забился в норку. Дежа-вю бунта машин хлестануло Кэйно прутом. Или карой в наручниках.
— Эй, ящерица, чего… — Кэйно отступил на шаг назад.
— Я голоденссс, — безапеляционно заявил Рептилия. — Ты — моя еда, человексс…
— Ты сдурел?! — Кэйно запнулся о корягу, вывихнул ногу. Или сломал — смачно хрустнула кость. Он заревел от боли и ужаса, ибо Рептилия надвигался на него. — Ты сдурел?! А как же Хозяин?
— Я голоденссс, — повторил ящер. — А Хоззссяин — не узззсснает!..
Кэйно истошно заорал. Фонарик покатился прочь, еще тлея.
Брызнула кровь.
(вот тебе и справедливость… Кэйно должен был убить Джакс — в честном бою, ведь они враги много лет… или Саб-Зиро — Кэйно хвастался, что 'прикончил' какую-то его знакомую… а сожрал преступника его союзник…)
Справедливость — это насмешка. Деревянная. Не остроумная. Голод ящериц замещает ее в любых химических реакциях.
Рептилия громко зачавкал.
Кости и ошметки плоти взметнулись дымящимся фонтанчиком.
Лю отвернулся. Ветви и так сплющили его, а от этого зрелища… стошнит еще.
Лю скривил губы в гримасе предельного отвращения. Живой Лес — грязная разлагающаяся темень, и Рептилия — ее сын. Мерзость.
Окончив трапезу, Рептилия облизнулся.
— Теперь вашшша очередьссс, — сказал он.
Деревья будто ждали приказа. Рептилия — их коммондор, сгусток извращения со дна миров. Они слушались его.
Целый Лес — одну тварь? Маленькую гадкую ящерку?
Лю Кэнг горько усмехнулся. В прошлый раз Рептилия был столь жалок, крохотный и несчастный. Забитый нелюбимый хозяином пес.
Но из псов мутируют самые низко-жестокие тираны.
Рептилия шипел Деревьям, и язык вымершей расы риплоидов оказался родственным Живому Лесу. Илистая не-тьма — их начало, уродство — их суть.
Братья по крови.
Лю дернулся. Зря. Ветвей слишком много, много…
Петля-лиана грызла его горло, он был связан, словно паутиной. Он мечтал позвать Китану… услышать, что она еще жива, но в плесневидной мгле существовал только он — и растения-кровососы. Вурдалачья ночь.
Рептилия проверещал непонятную сентенцию.
И исчез, предоставив Лесу самостоятельно судить пленников.
Деревья загудели отчетливей. Где-то на окраине слышимости взвизгнула Китана, и Лю забился в судорогах
(пожалуйста, отпусти… или убей меня — но не ее!)
Рэйден, где ты? Где все Древние Боги? Почему Чемпион сейчас — жертва голодного вампирского Леса, и безобразные рожи морщатся в хищном предвкушении. Чемпион ведь всегда-достигает-конца… иногда финальный столп Тьмы поглощает Героя вместе со Злодеем, иногда цена победы над Врагом — душа… и он согласен на такую цену.
Но — не Китану! Это — слишком дорого…
(даже за Землю, Лю Кэнг? Ты явился на Турнир из мести — в первый и второй раз, но сначала тебе удалось одолеть гниль и сумрак внутри тебя… второй раз не пройдет, ибо в болотах растут лилии, не так ли?)
Да. В болотах берут начало лилии. Имя его лилии — Китана, что соприкасается с изначальной тьмой души самого Лю. И никогда бы не захотел изменить он это.
— Отпусти — ее! Убей меня! Но — не — ее!
Он не кричал. В рот набились колючки и прелые листья, одуряюще-горькие, оскильзкие… Рожи лыбились Лю Кэнгу.
Не ее? Посмотрим, Чемпион. Ну-ка Герой, что ты скажешь умершим?
(почему, Рэйден? Это — неправильно…)
Он задохнулся. Бледно светящиеся зенки псевдо-лиц Деревьев уставились на него.
И — на Китану.
Лю был Китаной. Ты хотел — ее судьбы, получи по полной, Чемпион! Вы теперь — навеки вместе, Адам и Ева, только 'навеки' сие продлится ой как недолго…
…а кровь ваша горяча. Тела же — восхитительное удобрение, и наша сила увеличится, корни вгрызутся и искрошат ядра земные, и крона вознесется к священной горе Богов, и пронзим мы сучьями самого Рэйдена и Тьена…
Здесь мы — Боги, Лю.
О да. Боги — сгинувшие души…
— Китана!..
